Традиции & Авангард. № 4 (7) 2020 - Литературно-художественный журнал

…Пришла в себя и увидела её, нависшую надо мной, с безумной улыбкой на лице. Безумной и – даже красивой! Почему-то улыбнулась, едва не засмеялась – наверное, была рада, что она жива.

– Очнулась, сука паршивая! Ну, сейчас ты у меня посмеёшься!.. – Её колено больно надавило мне на грудь. Верёвка, которую она держала в руках, не оставляла сомнений в том, как именно она хочет её применить.

На ней были перекрученные красные стринги, а на ногах развязанные тяжёлые ботинки.

Совсем близко хрустнула ветка. Мы обе вздрогнули и обернулись «к столам». Её лицо мгновенно изменилось.

– Зверёк какой-нибудь, – я улыбнулась, зачем-то пытаясь её успокоить.

Она, сидя на мне и держа руки, уткнулась горячим лбом в мою шею и тихо заплакала. Я ничего не говорила, просто молча гладила её по голове. Было тихо, темно и… невероятно хорошо…

Спустя минуту хруст в чаще повторился громче.

Она, вся вздрогнув, сильнее прижалась ко мне, загораживая волосами, распухшими губами как будто ища мои губы… Мне вдруг вспомнились неловкие ситуации, когда Вика в школьную пору пыталась подстроить что-то подобное – чтобы меня поцеловать…

Меня трясло, словно в ознобе, и через глухие удары собственного сердца, стучащего в ушах, как огромный барабан, я не могла расслышать, бьётся ли её…

Когда раздался чудовищный шорох шагов сквозь предательски молчаливые заросли, мы уже знали, кто это идёт и зачем. А когда ещё через мгновение перед нами встал чёрный мужской силуэт, высокий и огромный, поняли, что теперь не расстанемся никогда.

Лёжа спиной на сырой земле в заколдованном лесу, прижатая осквернённым похотливым бабским телом, я уже не думала ни о чём. И когда тело вдруг пронзила страшная боль и наступила темнота, я приняла это как должное.

* * *

У меня стучит в висках, болит всё тело, и особенно сбоку головы и в коленке… Я кое-как приподнимаюсь, оглядываюсь…

– Кто он? Где он?!.

Где-то глубоко в душе, в подсознании понимаю, что это, наверно, мой демон. Бескрылый ангел-хранитель наоборот, живущий внутри. И я как бы чую, чувствую его, пробую на вкус его воздух, испытываю на прочность, отмеряю дробинки и шаги для дуэли, готовлюсь помериться с ним силами. Он древний и страшный, но, по крайней мере, со мною соизмеримый…

Он являлся мне в ночных кошмарах – мерещился на грани яви, как только что вошедший, за полупрозрачной шторкой на балконе, – и я содрогалась и вскрикивала, а он исчезал. Чёрный мужской силуэт, на рассвете или средь бела дня, на балконе второго этажа. Как он здесь – тогда, там – очутился, о ужас?! Вспорхнул, вскочил на подножку пролетающей по орбите Земли, вытолкнут к нам – в каком-то искажённом зеркальном отражении, – как из переполненного трамвая преисподней в наш мир, в простую клетку балкона, просторную для него и светлую?.. Жутко высокая, почти в два раза больше обычного, фигура, мощный бронзово-гладкий торс с чёрной растительностью…И в этот миг отделяет его от меня лишь колышущаяся хлипкая занавеска! У него по-змеиному мудрый, злой, невыносимый, убийственный взгляд. Рога и пентаграмма на лбу или груди – они есть, но их сейчас не видно. В руках он принёс букетик засушенных надежд или цветов, синих колокольчиков, цветочков льна, в которых явно различимы шарики колючки синеголовника… или засохшего кошачьего дерьма! У меня от ужаса чуть не разорвалось сердце, я закричала во сне.

А этот намного симпатичнее, чем-то даже неуловимо похож на… неё! На него! О боже! На меня?!

Изящная крылатая Изида – моя, её? – ты стронься с трона, плиз, и от меня, от нас – изыди!..

Ужаснувшись, вскрикнув, я очнулась.

Боже, как колотится сердце!.. Так это – сон!

Боже, как тяжело, неприятно, отвратительно! Отвратно, как внезапно наткнуться в зарослях на гору мусора, на остатки костра и пикника, с бутылками, объедками, презервативами и фекалиями, или даже на труп животного – всё это будто специально привезено и оставлено людьми «в благодарность природе», это единственное, чем большинство из них может себя увековечить.

Я опять оказываюсь в привычном мире, в обычном времени. И вижу, хоть и довольно слабо в темноте, я примерно то же: полянка в лесу, как из сказки «Двенадцать месяцев», только мерзкая – утоптанный человеческий пятачок под пикник «с шиком»: врытый стол, лавка, пеньки, растерзанный мусор и… она!..

Да, главное – она на месте, совсем рядом, в двух шагах, вот она!..

– Оклемалась, б…ь! – грубо бросила из полутьмы она и, помедлив, тихо, немного притворно-жалобным тоном прибавила: – Извини, я не хотела… Всё это достало, такая злость… уроды!..

Я неосознанно принюхиваюсь, и кажется, что кроме таких ближних запахов, как запах потухшего костра и разлагающегося съестного, меня касается ещё и отвратительный запах горелой или перепревшей резины… тоже вроде бы знакомый, причём почему-то как будто бы из детства, но какой-то нехороший, мерзкий… Вспомнила: запах презервативов!

Но главное – не это. Что-то такое смутное, почти что знакомое… Красные замусоленно-перекрученные стринги, несуразные эти мартинсы…

– Ну, давай же, харэ копаться! – прикрикнула опять она враждебно. – Где там твой велик, телефон?.. Есть чё попить-то?! Сука, суки! Ну как же… б…ь, «отошла от компании»!..

В долю секунды снова какая-то вспышка или провал, помутнение: как в сверхкороткой фотовспышке я вижу её фигуру, её тело, облепленное мухами… муравьями, комарьём и мошками!.. Ещё через микромгновение они разлетаются, и остаётся отвратительный… нет, не отвратительный, а просто сухой и белый, как в школе в кабинете биологии, прочный и надёжный, единый скелет, кое-где с красноватыми стяжками мышц и беловато-голубоватыми стежками сухожилий, как на том же школьном плакате или атласе…

– Чмо, козлы вонючие, ответите!.. – Она прибавила целую гирлянду отборных ругательств, которые, надо признаться, в её поруганных поганых устах, произнесённые её грубым голосом, со всей её злобностью и одновременной какой-то несуразной мальвинностью, выглядели (или слушались) весьма органично.

Надеюсь, этого не было… Всё же жалко её…

…Откуда-то сверху обрушивается пчелиный, как в мультфильме «Маугли», рой, после которого на остове вылепляется что-то наподобие этого Маугли – или кто-то…

Интерференция! – вдруг осеняет меня из физики (которую я ненавидела, но её в юные мои годы преподавал отец) – вот что тут сегодня со мной произошло!

Я узнала её!

– Ты Эльмира, наркоманка, бывшая подруга… – Тут я понимаю, что сегодня произношу эту фразу второй раз…

Выходит, так он нас познакомил.

– А ты – маленькая сучка! – в рассеянном внимании слышится мне что-то вроде этого, как будто и она меня тоже узнала.

Это уж, блин, совсем какая-то «Санта-Барбара»!

– Заткнись, – машинально отзываюсь я.

Вспоминаю вдруг, что когда я подошла, кинулась к ней в первый раз и всё же расслабила