Между жизнью и смертью. Заметки о творчестве Аббаса Киаростами - Наталья Валерьевна Казурова

меня был в фильме „Где дом друга?“. Но тот дом мне не принадлежал, теперь вы видите мой. По правде говоря, этот новый дом тоже имеет отношение к фильму, мне предложили в нем остаться, и я согласился, потому что, к сожалению, землетрясение уничтожило мой дом, хотя я и отказываюсь это признать. Я пытаюсь обмануть себя. Я жил со своей семьей во временном лагере для пострадавших от землетрясения, который вы видели рядом с шоссе. Затем я переехал сюда и пытаюсь здесь все обустроить.

Режиссер: Главное, что дом сохранился, и он настоящий.

Руи: Да, правда. Кино снова стало реальностью, перестав быть фантазией» (курсив мой).

Используя факты из истории создания фильма «Где дом друга?», Киаростами подталкивает зрителей к тому, чтобы они поверили в документальный характер фильма «И жизнь продолжается». За счет автоцитат удовольствие от просмотра картины усиливается у того, кто видел первый фильм, но при этом совершенно не лишает понимания ее смысла ту часть аудитории, которая не видела «Где дом друга?». Все отсылки к персонажам «Где дом друга?» и раскрытие некоторых подробностей его съемок порождают доверие к реальности происходящего на экране, хотя фильм «И жизнь продолжается» снят не по горячим следам землетрясения. При его съемках многое было реконструировано. Киаростами уточняет: «Я начал работу над фильмом через пять месяцев после катастрофы, хотя описываемая мной поездка отца и сына в Кокер и Поште в действительности происходила на пятый день после землетрясения. Мне хотелось рассказать о событии, выдержав определенную дистанцию во времени, чтобы избежать лозунгов сенсационных телевизионных репортажей. Мне хотелось развернуть фильм в противоположном направлении [и рассказывать не об умерших, а о выживших людях]»[113].

С успехом использованное в «Крупном плане» сочетание принципов игрового и неигрового кино присуще и этой работе, в которой Киаростами основательно запутывает аудиторию. Начинает казаться, что это не художественная реконструкция событий, а воспроизведение реальности, непосредственно фиксируемой в момент путешествия главных героев по деревням, пострадавшим от землетрясения совсем недавно.

2. Юность

Главное событие молодости — любовь. Во время поездки по гилянской провинции режиссер встречает парня, который рассказывает поразительную историю своей жизни: он и его невеста вступили в брак на следующий день после землетрясения. Режиссер не может скрыть удивления.

«Режиссер: Должно быть, в вашей семье мало жертв, раз вы поженились на следующий день после землетрясения?

Хоссейн: Наоборот, многие сестры, тети, дяди мертвы. Я потерял шестьдесят пять родственников.

Режиссер: И несмотря на это женились?

Хоссейн: Мы обменялись кольцами в доме моего крестного и хотели подождать еще три-четыре дня до свадьбы, хотя бы до тех пор, когда прекратятся толчки. Но я не ожидал, что потеряю всех родственников. Наши старейшины не одобрили бы наш брак, потому что пришлось бы соблюдать сначала три дня траура, потом семь дней, потом сорок и еще год. Так что мы решили жениться сразу».

Хоссейн рассказывает о пережитом молодой парой: им пришлось спать в убежище из пластика, а их свадебным угощением были несколько помидоров. Тем не менее юный супруг верит, что у его семьи будут новый дом и новая жизнь, все встанет на свои места. Молодые люди приняли решение жениться, пока очередное землетрясение не сорвало их планы на будущее. Пораженный услышанной историей, Киаростами вдохновился на создание фильма «Через оливы», ставшего третьей частью гилянской хроники. В этой картине о жителях Кокера был переосмыслен любовный сюжет о молодых супругах, но об этом далее.

3. Детство

В фильме «И жизнь продолжается» представлено выраженное устами взрослых и детей многообразие взглядов на причины землетрясения и его роль в судьбах людей. Киаростами уделяет особое внимание суждениям сына режиссера о катастрофе и ее последствиях. Ребенок ближе к природе, его восприятие мира нетривиально, потому что лишено условностей и социальных клише, он легче отца вступает в контакт с местными жителями, а общение с сообразительным и вдумчивым мальчиком помогает им справиться с психологической травмой. Киаростами отмечал, что «настоящим гидом в этом путешествии был не режиссер, а его сын, хотя управлял машиной и искал дорогу отец. В восточной философии бытует мнение, что человек не может появиться в новом месте без проводника. Ребенок в фильме более рационален, а отец эмоционален и восприимчив. Пуйя принимает мнение взрослых о необоснованности и нелогичности землетрясения, но он просто продолжает жить»[114].

Режиссер осматривает местность, часто молча, выслушивает жалобы людей, созерцает природу и пытается постичь непостижимое; горизонт его знаний широк, но найти первопричину всего происходящего он не может, потому что над ним довлеют социальный, религиозный и политический контексты, а чувства тщетности усилий и досады на землетрясение берут верх над разумом. Режиссер не знает, в чем смысл случившегося и есть ли он на самом деле. Со стороны мужчина производит впечатление сосредоточенного и сдержанного человека, на самом деле он испытывает противоречивые чувства. Пуйя, напротив, не может сосредоточиться на одном деле, постоянно отвлекаясь: то рассматривает растения, то ловит насекомых. Однако мальчик находит согласующееся с детской логикой объяснение трагедии и излагает его в беседе с неграмотной, по-видимому, деревенской женщиной.

«Пуйя: Будьте счастливы, что не потеряли детей.

Женщина: Трое из тех, что были со мной, спаслись. Но старшая, оставшаяся в доме отца, умерла. Такова воля Господа.

Пуйя: Неужели Господь убивает своих слуг?

Женщина: Если не он ее убил, то кто?

Пуйя: Значит, это землетрясение.

Женщина: Бедная дочь, она была хорошей ученицей.

Пуйя: Землетрясение как голодный волк, который убивает каждого, кто у него на пути. Землетрясение. Оно убило ее. Вашей дочери посчастливилось умереть. Так она освободилась от школьных обязанностей. Я полагаю, вы слышали историю про Авраама, который хотел принести в жертву сына, потому что Бог велел ему[115]. Когда Авраам достал нож и намеревался убить его, как повелел Господь, когда он уже был готов ударить ножом, ангелы принесли ягненка и сказали: „Ты принесешь в жертву его“. <…> А еще я верю, что все дети, которым удалось спастись, будут ценить жизнь сильнее и будут лучше. Намного лучше.

Женщина: Где ты это все выучил?

Пуйя: Половину прочитал в исторических книгах, другую половину услышал у господина Руи, а остальное придумал сам».

В словах Пуйи слышны отголоски народных предрассудков и богословских поучений. Хорошо понятная мусульманам и христианам история Авраама служит основой для по-детски наивного, но по-своему убедительного объяснения божественной воли и стихии, которая уничтожает все живое. Мальчик не может выйти за пределы своей детской морали, но, вероятно, именно такое доступное им истолкование случившейся с ними трагедии и хотят