Счастливые неудачники - Юрий Михайлович Оклянский

Рассказ, поданный от первого лица, кончается так: «Я открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. На кухне жарили навагу. Внизу, на пятом этаже, где жила какая-то громадная семья, человек десять, кто-то играл на рояле. В зеркале мелькнуло на мгновение серое, чужое лицо: я подумал о том, как я мало себя знаю».

Этим рассказом Ю. Трифонов подчеркнуто, в нарушение хронологии, открывал затем циклы и разделы рассказов в своем двухтомнике и сборниках произведений. Рассказ этот он считал «программным».

…Роман «Утоление жажды» имел читательский успех. После журнальной публикации («Знамя», 1963, № 4–7) он вышел массовым тиражом в «Роман-газете». Многократно переиздавался. Был инсценирован и экранизирован.

Студия «Таджикфильм» поставила одноименный двухсерийный фильм (режиссер — Б. Мансуров, 1966).. Одноименная пьеса в 1964–1966 годах шла на сценах МХАТа и театров Свердловска и Ашхабада. Драматургические версии произведения Ю. Трифонов написал в соавторстве с Б. Мансуровым (киносценарий) и А. Моровым (пьеса).

В 1965 году роман был выдвинут на соискание Ленинской премии в области литературы. Но премии не получил. И может быть, к лучшему: писатель, по собственным словам, вновь выходил в «солидные авторы». А ему предстоял другой путь…

VI. Протоколы истории и художественное дознание по «делу» Мигулина

…Восхищенное чувство к отцу, возникшее в раннем детстве, и верность его памяти Ю. Трифонов пронес через самые трудные десятилетия. Сыновья верность и отношение ближайших родных к В. А. Трифонову и делу его жизни выразились, среди прочего, в том, что в семье сберегался обширный личный архив крупного революционера-большевика.

Хранить его не всегда было безопасно, в особенности после ареста матери, да и не очень удобно из-за случавшихся переездов. Но это было все, что осталось от светлого человека, от В. А. Трифонова. Надежда на восстановление справедливости, заветные вещи, святые бумаги. Их берегли.

Среди прочего, это был тот самый сундук, откуда отец некогда извлекал потертые на сгибах карты Восточного фронта, чтобы мастерить воздушных змеев. Ю. Трифонов в разные годы заглядывал в этот ворох старых писем, удостоверений, мандатов, протоколов заседаний, военно-полевых книжек, воззваний, приказов, лент с записями разговоров по прямому проводу, телеграмм, вырезок из газет времен гражданской войны… В толстую папку с рукописью законченной отцом в 1937 году книги «Контуры грядущей войны», где В. Трифонов довольно точно предсказал возможный поворот событий в случае внезапного нападения фашистской Германии на Советский Союз…

Но прошло много лет, прежде чем, пользуясь разнообразными историко-революционными и военно-историческими источниками и рассказами очевидцев, писатель смог по-настоящему «прочесть» отцовские документы. Из осколков былого складывались картины.

Волновали противоречивые, несходные чувства. Одно — глубоко личное, нутряное: лучше понять, разобраться, что за человек был тот, кому ты обязан жизнью, многими свойствами натуры и начальными представлениями о мире и людях. Долг сына — извлечь из забвения и очистить от напластований кривды «работу отца для революции, его роль в создании Красной гвардии и Красной Армии, в событиях гражданской войны».

Другое, тоже напряженное, но уже остраненное чувство — любопытство человека иной формации, нашего современника к истории, азарт познания: внимательно всмотреться в заново распахнувшееся окошко прошлого, беспристрастно разобраться, что тогда там происходило.

Прильнуть к этому окну и жадно вглядываться в него тем паче заставляло ощущение, которое Трифонов обозначил словами: «сломалось время — неожиданно, как ломается нож», побуждали общественные перемены в стране после 1953–1956 годов.

Образное их осмысление и содержал роман «Утоление жажды». Но теперь открывалась возможность заглянуть в «истоки» многих явлений, что, разрастаясь и превращаясь, сделали одну из коллизий общественной жизни страны такой, какой ее обрисовал автор романа. Революция, гражданская война были началом всех начал. Оттуда вели свой счет достижения настоящего. Но было ясно, что идеология сталинизма, злоупотребления властью, духовная неподвижность чиновничества, режим деспотии и массового террора также возникли не сами собой, а имели разнообразные причины и свою «родословную» в прошлом.

Современность, сегодняшний день глубокими корнями уходили в историю. «Давно нет в живых отца, — размышлял Ю. Трифонов в новом произведении, — сгинул куда-то и Литке (командир латышских стрелков — полка особого назначения — Ю. О.) и едва не погибли старые полевые книжки, в которых отпечаталась эта далекая, взбудораженная, кому-то уже непонятная сейчас жизнь. Зачем же я ворошу ее страницы? Не знаю. Они волнуют меня. И не только потому, что они об отце и о людях, которых я знал, но и потому, что они о времени, когда все начиналось. Когда начинались мы».

В связях прошлого и настоящего надлежало тщательно разобраться. Ю. Трифонов всегда был склонен к историческому мышлению. А тут открывалась такая редкая, необычная, такая исключительная возможность!

Писатель выходил как бы на «очную ставку» с прошлым. «Отец стоял близко к огню, — записывал Ю. Трифонов. — Он был одним из тех, кто раздувал пламя: неустанным работником, кочегаром революции, одним из истопников этой гигантской топки». (Вот откуда название произведения — «Отблеск костра»!)

Это суровая и мужественная книга. Неимоверно ответственна и тяжела ноша, возложенная на себя пишущим. Значителен общественный масштаб личности героя, нет ближе человека для автора, чем он, отец. Но не столь прост, как в детстве казалось, его облик, противоречив, неоднозначен, трагична эта судьба…

В. Трифонов был духовным сыном революции, вступившим в партию шестнадцатилетним юношей. Он был организатором революции — одним из создателей Красной гвардии в Петрограде и членом Военно-революционного комитета в дни Октябрьского восстания 1917 года, а затем одним из строителей Красной Армии и главных звеньев советской хозяйственной системы (председателем Нефтесиндиката и др.). Он был совестью революции — вместе с Серго Орджоникидзе Чрезвычайным комиссаром Юга России и членом Реввоенсоветов Восточного, Кавказского и Юго-Восточного фронтов в 1918–1921 годах. Наконец, он был карающей десницей революции — председателем военного трибунала фронта на Юге, а в 1923–1925 годах — председателем Военной коллегии Верховного суда СССР…

Пользуясь образом из «Отблеска костра», он был тем, кто разжигал огонь, был его неутомимым истопником и кочегаром и кто сам роковым ходом обстоятельств погиб в этом пламени. Как же это могло произойти?

Наиболее подробно прослежена в произведении деятельность В. Трифонова в 1917–1921 годах, на которые приходится особый взлет его революционной активности. Что же в ходе подготовки революции и первых лет борьбы за утверждение Советской власти, в образе мыслей и действий окружения героя и его самого, наряду с личной доблестью и самоотвержением, определяло также те недочеты, заблуждения и ошибки, которые могли иметь далеко идущие последствия?

Советская литература, в тисках тогдашней цензуры, искала ответы на подобные вопросы.

Одним из первых современные проблемы гуманизма на материале из эпохи, близкой к гражданской войне, поставил П. Нилин повестью «Жестокость» (1956). Уже завершался роман С. Залыгина