Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри

сожалеет о сложной ситуации – молоденькая девушка со слишком рано умершей нарциссической матерью борется против кровосмесительных желаний отца, не способного подавить их, – крестная юной героини, фея Сирень, сознательно провоцирует ее развитие своими странными советами.

Чтобы помешать притязаниям короля, молодой принцессе следует все более и более экстравагантными просьбами заставить своего отца поверить в то, что она стала чем-то вроде fashion victim (жертвы моды), снимая одно и тут же запрашивая другое платье и в конце концов требуя от него самой драгоценной жертвы, источника его богатства – осла, шкуру которого она наденет на себя…

Что за странная идея просить мужчину и получать от него все более и более роскошные платья для того, чтобы отвадить его! Цель всех превратностей этой сказки в том, чтобы одновременно показать силу кровосмесительных влечений и повторяющиеся попытки обольщения-уклонения, которые, весьма окольными путями встречаясь с силой запрета – поскольку дочери приходится поучать отца, – позволяют в итоге найти приемлемого партнера вне семьи.

Кровосмесительный и полный соблазна подтекст, филигранно выписанный в сказке «Ослиная шкура», сегодня как будто значительно более замаскирован и в то же время значительно более очевиден. Так как то, что продвигается посредством «модного ребенка», наделенного некой формой передачи преждевременного соблазна, относится к прегенитальной сексуальности, к эксгибиционизму, не встречавшемуся с запретом инцеста.

Девушка из сказки «Ослиная шкура», борющаяся с эдиповым комплексом и чувствами своего отца, ищет помощи у взрослой женщины-феи, чтобы преодолеть нечто вроде межпоколенческого барьера, и обзаводится для этого очень странным, но эффективным, поскольку оно позволяет ей ускользнуть, одеянием. Она прячется под звериной шкурой, чтобы начать свою собственную жизнь…

Сегодня принцесса из «Ослиной шкуры» может найти поддержку в своем стремлении к обольщению, и ей будет сложнее выбраться из ловушки своих роскошных одежд. Разумеется, она не вышла бы замуж за своего отца, но все-таки ей было бы нелегко встретить другого мужчину. Когда доминирует желание межпоколенческой близости, то, из-за разницы в зрелости, проистекающее из него нарциссическое единомыслие имеет неравную ценность для обоих: ребенок может потерять в нем целый пласт возможностей психического развития.

Действительно, время, следующее за преодолением эдипова комплекса, латентный период – это время инвестиций во внешний мир и культурные познания, важнейшее время десексуализации, которое подготавливает переход к отрочеству и помогает ему. Для того, чтобы оно случилось, нужно, чтобы детские прегенитальные и половые влечения были достаточно подавлены и сублимированы.

Однако, если детский эксгибиционизм слишком поощряется вуайеризмом взрослых, он сохраняется, как своего рода НЛО, и, вероятно, таким образом открывает путь к преобладанию визуальной аутосексуальности, то есть сексуальности без реального объекта, несущей на себе следы детского прегенитального стремления к обольщению.

Панцирь, предохраняющий от будущих отношений во взрослой сексуальной жизни, созданный для защиты от излишних побуждений в детстве, принимает тогда обманчивый вид: в нем отражается кажущаяся легкость, с которой человек любит показывать себя, раскрываться, но, с учетом его вуайеристской склонности, взгляд другого человека привлекает его гораздо больше, чем попытка эротического обольщения.

Главным следствием всего этого является то, что детство больше не рассматривается как особый момент жизни, с его темпом, его желаниями и заботами, поскольку взрослые вносят все в единый реестр, для того чтобы продолжать быть его частью.

Другое важное следствие: отрочество кажется единственным возмутителем спокойствия этого так называемого прекрасного единства… И, за неимением возможности опираться на достаточно спокойные, нежные и десексуализированные периоды в отношениях со взрослыми, проработать побудительную силу влечения в это время будет намного сложнее.

Как логическое следствие своей эволюции, молодые люди посредством выбора одежды, а именно идентифицирующего временного выбора (например, желание иметь длинное черное пальто, как у Нео[85], когда подрастаешь на 15 см) через моду передают свое продвижение вперед в процессе обретения самостоятельности.

Иногда этот переход будет проходить через череду брендов, предназначенных для них, своего рода подростковой униформы из разряда готового платья, обозначающей их принадлежность к группе, которая отличается от семьи. Чтобы это происходило относительно безмятежно, необходимо, чтобы взрослые соглашались оставаться теми, кто в данный момент олицетворяет то, что осталось позади, то, что has been [было], то, что out [вышло из моды].

Как с ноткой удовлетворения в голосе говорила мне о своей матери одна юная пациентка, в детстве считавшая ее не очень модной женщиной: «Вот как я поняла, что моя мать отстает от моды: судя по сочетанию цветов, это было совсем не то!»

Постепенная сепарация может произойти благодаря согласию взрослых, которые должны «пережить»[86] атаки подростков. Что касается моды, то если такой эволюции не случается, поколенческие различия превращаются в обычную разницу форматов: маленький формат для одних, большой формат для других, и с точки зрения коммерции ребенок становится «целевым объектом небольшого размера»…

«Состаривание» детей в угоду взрослому инфантилизму

Поскольку обезличивание тормозит развитие идентификации, то берет верх подражание, при этом взрослые уже не желают в достаточной степени разграничивать поколения и не выполняют своей задачи в процессе взросления собственных детей.

Тогда ребенка, как миниатюрную копию взрослого, можно в процессе своего рода «слияния-смешения» выводить на сцену в новой рекламной роли, как если бы это был информированный и способный делать выбор взрослый, даже создавать элементы его повседневной жизни.

Так на одном сайте, посвященном моде для детей (littlefashiongallery.com), в рубрике «Младенцы» можно прочитать: «Для модных малюток: мягкие и нежные материалы… ничуть не напоминающие обычное детское приданое!» «Малыши создают для себя уютный гардероб, порождающий желание беременеть снова и снова».

В «специальном детском» приложении к журналу Petit Officiel от марта 2006 года была напечатана статья под названием «Выбор Виктуар»[87], развивающая ту же мысль. Страница была посвящена продвижению средств для купания младенцев и подросших малышей, выпускаемых под различными марками: в центре – фотография Виктуар, красивой двухлетней девчушки, и подпись, поясняющая, что «все средства, фигурирующие на этой странице, были протестированы и оценены Виктуар с момента рождения».

То есть мы должны покупать эти средства, опираясь на выбор и тесты, которые маленькая девочка проводит с момента рождения? Хотя это высказывание может показаться невинным, то, что выдвигается на первый план подобной рекламной фигурой речи, иллюстрирует между тем то, что стоит на кону: никто не говорит, что мама этой девчушки считает, что той понравилось то или иное средство.

Напротив, все прямо указывает на Виктуар как на ту, кто с самого рождения выражает свои желания, руководя покупками своих родителей. И одновременно благодаря той же фигуре речи девочка становится чисто маркетинговым объектом, обязанным своей очаровательной мордашкой и славным именем [Victoire – победа] вызывать