Семена Перемен - Егор Александрович Данилов

и мысли вернулись. Картина обретала все новые подробности. Он уже не был уверен в том, что действительно видел, а что только придумал. Было ли лицо убитого либера искажено яростью или страхом? Какое слово он сказал последним? Или это был всего лишь хрип?

— Что теперь будет, Луций? — спросил мальчик либера.

— О чем ты?

— Что теперь будет с гуддарами, со мной? Нападение на целлита — это ведь что-то очень-очень серьезное, что-то, что затронет всех нас.

— Да, в этом точно нет ничего хорошего. Но тут много вопросов. Как поведет себя Культ? Что решат делать члены благородных семей, Префектура? Сложно предугадать наверняка. Виновных точно будут искать и предадут правосудию. Так, чтобы запомнили и боялись. Я расспрошу отца, он все-таки один из городских префектов. Если что-то узнаю, постараюсь тебе сообщить. Очень плохо, что во всем этом замешан твой знакомый. Очень плохо, что ты заставляешь меня про это врать.

— Нельзя врать, — вмешалась Бьёрг, задумчиво разглядывавшая остатки чая на дне кружки. — Ты ведь не будешь врать?

— Похоже, буду. Я обещал Эрику.

— Плохое обещание.

— Плохое, согласен.

У Эрика загорелись щеки. Он просил друга сказать неправду, вернее не сказать правду, ради семьи, ради сестры. Уговаривал скрыть очевидное зло, нечто страшное. Неправильное. То, что не мог представить даже в самом худшем сне.

— Дурные времена порождают дурные решения, — повел итог Луций. — Кажется, я не сам это придумал. Прочитал в какой-то книге, но уже не помню в какой. Звучит довольно жутко, как по мне.

Наступила тишина. Эрик допивал чай и думал о том, что происходящее очень несправедливо. Почему, как только он обрел друга, тут же вынужден просить его делать что-то, что тот делать не хочет? Почему вообще все это происходит? Эрик громко выдохнул, пытаясь снять напряжение. Луций взглянул на него, глаза показались уставшими. Бьёрг наклонила голову и наблюдала, переводя взгляд с одного на другого.

— Наверное, нам пора, — сказал, наконец, Луций. — Я провожу вас до калитки.

* * *

На половине пути им пришлось спрятаться в кустах. По саду разнеслись голоса споривших взрослых. Луций шепнул: «Это отец», и приложил палец к губам. Дети замолчали и превратились в слух.

— Оратор Сервий, — разобрал Эрик смутно знакомый голос. — Дела Культа — это дела Культа. Но дела города требуют внимания Префектуры. Я не могу позволить, чтобы…

— Дорогой Ка́стор, — прервал его второй голос, — кажется мне, вы зарываетесь. Я давно наблюдаю за вашими действиями и скажу честно: доминус вами недоволен. Вы не внушаете доверия. Ваши связи обширны, но у нас создается стойкое ощущение, что из-за этого вы решили, будто можете навязывать нам свою волю. Это не так.

Через листву Эрик видел две фигуры. Префект был облачен в белую тогу, оратор — в пурпурную сутану. Оратор — ниже на голову, но держался так, словно человек рядом являлся его слугой. Эрик подумал, что все культисты вели себя похоже: смотрели свысока, как будто окружающие что-то им должны.

— Я не хотел этого, поверьте, — продолжал оратор, — но вы не оставляете нам выбора. Вам нужно преподать урок. Напомнить хорошенько, в чьих руках сила. Как вы можете заметить, ваше тело сейчас обездвижено. Ваши руки не подчиняются, ноги тоже. Вы беззащитны, словно кролик в силках.

Префект, действительно, замер в какой-то неестественной позе. Левая нога, казалось, начала шаг, но остановилась, не успев оторваться от земли. Правая рука повисла в воздухе, странно согнувшись в локте.

— А теперь, дорогой мой, вы будете испытывать боль. Той силы и продолжительности, какой захочу я. Почувствуете скрип на зубах, но не сможете их сжать. Закричите, но воздух не покинет легкие. Страдания будут такими, какие вы заслужили. Не больше. Но и не меньше.

Луций дернулся. Эрик схватил друга за плечо, пытаясь удержать, но тот рванулся вперед. Раздался хруст веток и лопающейся ткани. Либер успел сделать несколько прыжков, но замер на одной ноге и, потеряв равновесие, рухнул.

— Ах, вот и драгоценный наследник. Что ж, так даже лучше. Ваш сын будет испытывать то же, что и вы. У вас будет возможность в полной мере насладиться этим моментом. Думаю, вы оба запомните его надолго. Нам нет нужды вас убивать, хотя лично я с удовольствием сделал бы это. Вы нужны нам живым. Но послушным.

Оратор стоял, сложив руки на крупном животе и явно наслаждаясь происходящим. Эрик боялся пошевелиться. Скулы свело от напряжения, ногти врезались в ладони. В который раз за сегодня происходило нечто противоестественное и неправильное. И в который раз он не мог ничего поделать.

— Иногда послушание достигается дорогой ценой, — продолжал тем временем оратор Сервий. — Я думаю, что в данной ситуации достойной платой будет зрение вашего сына. Сначала глаза начнут слезиться, затем он почувствует боль, она начнет нарастать и в конце концов глаза лопнут. Очень неприятные ощущения, поверьте мне. Но я хочу, чтобы вы услышали меня. Ничто не должно происходить за спиной доминуса. Слышите, Кастор?! Ничто!

По щекам Эрика потекли слезы. Он не мог оставаться в стороне, когда его друг был в беде, но не мог и сделать что-то, чтобы ему помочь. Униженный, беспомощный, маленький и беззащитный, он хотел бежать прочь, зарыться под землю или стать невидимым. Если бы только здесь был отец! И что бы он сделал? Замер бы так же, как префект и его сын? Лишился бы зрения, слуха и остался калекой?

Где-то в глубине сада замаячила сгорбленная фигура. Веньян? У Эрика забрезжила надежда. Взрослые всегда дают надежду. Даже если это не так, кажется, что они могут все.

— Вы поняли меня, Кастор? — продолжал оратор, его голос звучал все громче, срываясь на крик. — Поняли меня?!

Фигура вдалеке остановилась, вскинула голову. Лучи Сола и Вены заиграли на одежде хороводом изменчивых бликов. Эрик больше не сомневался, это точно Веньян! Старик вскинул руки и задвигал ими из стороны в сторону, словно жонглер на рыночной площади. В глазах у Эрика поплыли разноцветные круги, и ему почудилось, что между ладоней Веньяна заплясали маленькие огоньки пламени. Старик поднял одну из рук. Завеса над ним зашевелилась, точно повинуясь этому движению, и, расступаясь, приоткрыла синеликого Вена. Фигурка садовника засияла так, что Эрику пришлось зажмурится. В уши проник нарастающий гул.

— Что?! — вскрикнул оратор, разворачиваясь и, словно для защиты, выставляя вперед руку.

Завеса опять заклубилась, вновь закрывая Вена, а