Многая лета - Ирина Анатольевна Богданова

class="p1">Прокатившийся по толпе смешок затих под суровым взглядом агитаторши. Та подбоченилась, так что стал виден револьвер, спрятанный под кацавейкой, и нацелила на толстуху указательный палец:

— Вот вам, товарищи и гражданки, образчик серости и косности. Раскрепощённая женщина — не проститутка, а друг, товарищ и брат. Её мысли занимают не щи да каша, а государственные проблемы. Партия призывает вас учиться, да не просто учить грамоту, а учиться управлять государством.

— А портки стирать кто будет? — не унималась толстуха.

— Портки? Чьи? — растерялась агитаторша.

— А ребятишек куда? Ежели их не кормить да не обстирывать, так беспризорство получится! — выкрикнула высокая девушка с румяными щеками.

— Ты, Ленка, сперва замуж выйди, а потом о ребятишках думай! — озорно взлетел вверх короткий смешок.

С глухим стуком агитаторша притопнула каблуком о днище бочки.

— Брак, товарищи, это пережиток прошлого. В свободной России нет и не будет места позорному явлению подчинения мужу. Свободная женщина сама станет главой семьи!

Толстуха зашевелилась и ехидно подначила:

— Так ты же говоришь — семьи не будет.

— А мужиков куда девать? — пробасила чернявая тётка в извозчицком армяке. Обернувшись, она обратилась к кому-то из слушавших. — Слышь, Антиповна, может, ты мово мужика себе заберёшь? Вот, гражданка говорит, что мне он теперь без надобности!

— Мне твой Гришка задаром не нужен! Я себе матросика присматриваю! — Весёлая молодайка лихо подбоченилась. Кругом засмеялись.

— Работницы, сейчас не время для шуток! — надсадно проорала агитаторша. Чтобы привлечь к себе внимание, она снова подняла флаг, кроваво затрепетавший на ветру. — Мы должны скинуть ярмо прошлого и встать вровень с мужчинами!

Водрузив знамя на плечо, она исподлобья оглядела развеселившихся женщин и остановила взгляд на Фаине:

— Вот ты, девушка, разве ты не хочешь стать свободной?

Под перекрёстным огнём многих глаз Фаина сконфузилась:

— Не знаю.

— Типичный образчик устарелого мышления! — воскликнула агитаторша, словно именно такого ответа и ожидала. — Но ничего, мы, большевики, научим тебя быть свободной, а не захочешь добровольно — заставим! Советская власть полностью уравняла мужчину и женщину в труде, образовании и семье. Ура, товарищи!

— Ура, — нестройно подхватило несколько голосов.

Фаина стала выбираться из толпы, поскольку заметила на перекрёстке нужного господина в пенсне и шляпе. Остаётся вручить ему свёрток, и можно бежать по своим делам.

Прибавив шаг, Фаина сунула руку за пакетом, но с ужасом обнаружила, что тот исчез.

* * *

— То есть как украли? Ты понимаешь, что ты творишь? — Одним движением господин в шляпе схватил Фаину за отвороты жакета и крепко встряхнул. — Признавайся, куда девала?

Он тряс Фаину, и его голова тряслась тоже. Упавшее с носа пенсне на шнурке болталось по груди из стороны в сторону, задевая за пуговицы на суконном пальто.

— Правда, украли. Прямо сейчас. Богом клянусь. Я там стояла, — дрожащей рукой Фаина показала на толпу женщин, которые начали расходиться. Позади всех с флагом наперевес шествовала агитаторша.

Лицо господина из багрового стало бледным, а щёки обвисли, сделав его старым и жалким.

— Убила. Без ножа зарезала.

— Я отслужу, только скажите, что надо сделать? — горестно залепетала Фаина. Ей было жалко этого человека, стоявшего с несчастным видом, и жалко себя, потому что она тоже была несчастна и испугана.

Она осознавала, что говорит ерунду, и в свёртке было нечто настолько важное и ценное, что ей жизни не хватит расплатиться. Но вдруг господин сейчас кивнёт головой и скажет, что ему необходимо выстирать бельё, или целый год убирать квартиру, или ещё что-нибудь, что она умеет и может.

— Ты… Ты… — Он задыхался.

«Пусть убьёт», — с внезапной радостью подумала Фаина и подалась вперёд, но хватка внезапно ослабла, словно у господина полностью иссякли силы.

Опустив плечи, он закрыл лицо руками и глухо сказал:

— Ты не понимаешь. В свёртке была валюта, потому что финский проводник согласился довести до Гельсингфорса только за английские фунты. Теперь мне придётся навсегда остаться в этом проклятом государстве, которое натворило столько, что он него отвернулся Сам Господь Бог.

— Нет, что вы! — в ужасе закричала Фаина. — Нельзя так говорить! Ведь Он нас видит и слышит!

Господин посмотрел на неё диким взглядом и с нескрываемым отчаянием спросил:

— Ты, правда, в это веришь?

— Да, — она мелко-мелко закивала головой и перекрестилась, — верю, а как же иначе? Ведь без веры нельзя жить.

Он прислонился к стене и посмотрел на небо в свинцовых тучах:

— А от моей веры ничего не осталось. Знаешь, ещё год назад я верил в Бога и в революцию. Сейчас это звучит насмешкой, но многим моим друзьям казалось, что очистительная гроза над Россией откроет широкий путь в прогресс и демократию… — Господин помолчал. — А она разверзла бездну. А как я радовался отречению императора! Купил жене цветы, открыл шампанское, припрятанное к именинам. Всё наши знакомцы телефонировали друг другу, поздравляли, ликовали. Идиоты! Форменные идиоты! — Господин махнул рукой. — Э, да что ты понимаешь, кукла безмозглая. Ты небось ещё и горя настоящего не видала.

Его глаза слёзно блеснули за прозрачными стёклами пенсне.

— Я ребёнка потеряла. Дочку Настеньку, — тихо сказала Фаина.

— Как это?

— Я упала на улице без памяти, очнулась в чужой комнате, а ребёнок пропал.

Господин изумлённо заморгал:

— Может, убежала?

— Она ещё грудная, даже полгодика не исполнилось. Третий месяц её ищу. Хожу по дворам, спрашиваю у людей. — Она слегка развела руками. — Никто не видел ни живую, ни мёртвую.

Чтобы не зареветь, Фаина стала дышать глубоко и медленно, потому что из памяти выплыли тёплые Настюшины кулачки и розовые пяточки, что так весело стучали по зелёному стёганому одеялу.

— Беда. Кругом беда, — уже без злости сказал господин. Задрав голову, он посмотрел вверх на серое небо. — Коли так вышло, знать, судьба моя остаться в России. Ты хоть помолись за меня, что ли, раз в Боге не разуверилась.

— Обязательно помолюсь, каждый день молиться буду!

На её крик обернулись два красногвардейца, что шли мимо фабрики. Под их беглым взглядом господин испуганно скукожился:

— Тише ты, непутёвая, а то подумают, что я тебя граблю. Семён меня зовут, поняла? Семён Иванович.

— Поняла. Век не забуду вашей доброты. Он махнул рукой:

— Ну, всё, поди. — И уже уходя, с безнадежной скорбью добавил: — Растяпа.

* * *

Семён Иванович брёл вдоль Невы с осознанием того, что несколько минут назад его жизнь закончилась от нелепой случайности. Валюта украдена, а значит, неразговорчивый финн-проводник угрюмо покачает головой и с жутким акцентом скажет, что раз нет денег, то нет и границы. В другой раз. Интересно, в какой другой, если ради проклятых фунтов стерлингов истрачены решительно все сбережения, включая обручальные кольца?