Вечные предметы - Тамара Яблонская

цвет флагов на чужих высотах

Общение

Меряем друг друга взглядом

два интеллигентных существа

разговоры излишни

когда есть тонкость интуиции

а также культура вида

мы равны в том

что каждый серьезно делает свое дело

но никто не скажет что похожи

вечером сидим напротив

следим друг за другом

я у стола

муха передо мной на стене

Колокола

Давно убитые колокола Борис и Глеб

напоминают чугунным голосом

дремучим гулом

о забытом и потерянном

о том что еще не окрепло

звон проникает в твое ранимое детство

в тонкий зеленый стебелек

и что-то будит

будит будоражит

несет какую-то правду

кто близко стоит

у того страдают перепонки

кто подальше

у того страдает душа

«Ты хорошо потрудился…»

Ты хорошо потрудился

и вот тебе хлебы

еще хорошо потрудился

хлебы тебе снова

но вот ты потрудился хорошо

и ничего тебе

кроме спокойного вида

земли и неба

почему твой сон тяжел

потому что завтра снова труд

или потому что безмятежны

земля и небо

«Вот славный гегемон…»

Вот славный гегемон

он гедонист

а вот аристократ аскет

что чистит ногти

и водки в рот не берет

аристократ с плутократом

и гегемон (всего лишь

с гормоном адреналином)

устремлены туда

где льется розовый свет

цвет роз блестит

на плодородном небе

каждый ребенок знает

что там нет грусти

и гедонист с аскетом

чадной думы не оставляют

поворачивают оглобли

к бутону бледного утра

Цапля

Белая

тихая цапля

склонив голову набок

примеряет перчатки

в ее тонком горле

вздохи удивления

молчат

мягко дышат

желания

перчатки впору

она платит в кассу

и тихо шуршит веерами крыльев

сложенных сбоку

ее увлекает толпа

перед ней открываются двери

сейчас вверху оглушительно хлопнут

ее снежные перья

Провинциальная идиллия

Пусто кисло

а в столице жизнь кипит

и разъезжаются с пышных раутов

в блестящих и просторных лимузинах

тихо серо

из главных событий после обеда

триумфальное шествие коров

в ореоле солнечной пыли

помойся под рукомойником

чистый и безгрешный

садись хлебать ложкой щи

вот и идиллия

данная нам

неразумным

Рисунок

Образ простоты рисую в пространстве

вот мой дом

рядом речка детства

а это я

дальше образ хочет усложниться

появляются стрелки

например вектор желаний

точка возможностей

совпадает с точкой покоя

получается просто ноль

ноль это боль

бунт скромности

растравление раны

как тут смириться

сожаление царапает внутри

мешает жить

от горечи

точка сжимается

физики учтя параметры

скажут тотчас

что будет дальше

«Холодное небо свинцовое море…»

Холодное небо свинцовое море

слишком много воды

в руках не зажигается огонь

и мысли ведут в тупик

во время осенних штормов

рушится фундамент постоянства

и темные строки Гераклита

безраздельно правят миром

Катер

Возмутительно вздрогнул

оторвался от привязи

и пошел вразвалку бороздить

главную реку

вдоль празднично зеленых берегов

мимо тюрьмы

в поисках тайного смысла

тайный смысл важен всем и для чего-то нужен

с детства и до старости его ищут в словах

в тучах знаках на небе

в зарослях

под одеялом

в жестикуляции

в темной глубокой норе

катер тоже усвоил что надо искать

потому что кто ищет тот находит

но там куда он приплывает

давно нет секретов

посадка пассажиров

вопль ревуна

и разрезанные на две половины воды

все очень просто и плоско

это лишает последних иллюзий

и катер поперхнувшись умолкает

(доктор сказал что это

инсульт и инфаркт)

ветер теперь напрасно заводит

вкрадчивым речитативом

сказки о тайнах и незнакомых морях

Судьба

Лихая судьба

дарит в бок апперкот

а могла бы подарить иное

но для этого надо попрыгать

побегать поскакать на одной ноге

маленьким упрямым идиотом

стремиться только к победе

ах

мышцы мои вялы

а мысли брезгуют

конкретным и предметным

и словно разноцветные шары

рвутся куда-то

в жилке на виске отчетливо дрожит

мысль о том что никак

не стать мне чемпионом

Думы

На оксфордских скамейках

не мучаются тяжкой думой

там все ясно

это мода нашего Бродвея

думы камни

которые трудно ворочать

кому охота

их жизнь устойчива

а наша как рудник

в котором вечно скрипит чья-то драга

Эмиграция