Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин

Рост же состояний военной элиты, центральной и местной, в минимальной степени связывался с земельными имуществами, но в большей мере с вымогательствами, взятками, спекуляциями собственными привилегиями. Примечательно отсюда противопоставление языческой истриографией офицерам-стяжателям тех военных, которые обнаруживали презрение именно к деньгам: таковыми выведены Себастиан (Eunap. fr. 47), Баутон (Zos. IV. 33. 2), Промот (Zos. IV. 51. 3), Арбогаст (Zos. IV. 53. 1). А отсутствие крупных земельных имуществ у высших офицеров ранней Византии второй половины IV в. лишало их экономической возможности содержать собственные вооруженные свиты. В этой связи гораздо больше соответствует действительности тезис, что “на местном уровне, в городе или сельской округе таких провинций, как Египет и Сирия, наличествовала тенденция, что богатые гражданские имели больше влияния, чем военные. Процесс милитаризации провинциальной жизни не был завершен”[191].

Одним из главных последствий адрианопольской катастрофы, наряду с гибелью лучших походных сил Востока[192], стала практически полная смена военного руководства, что уже само по себе не позволяет говорить о едином, в плане преемственности, слое военной знати. Часть военачальников пала в битве, другая постепенно была отстранена Феодосием (Виктор, Юлий); из магистров Валента дольше всех на службе оставался Сатурнин. Военная катастрофа обернулась серьезными политическими последствиями для молодой ранневизантийской государственности: фактически распалась (частью вследствие гибели под Адрианополем, частью из-за деморализации) “восточная партия”, отстаивавшая реальную независимость Восточной империи от Западной. Валент, как известно, перед сражением оставил под защитой стен Адрианополя во главе с префектом (Востока Абургием? — PLRE. I. 5) свой походный консисторий (Amm. XXXI. 12.10).

Очевидно, первые месяцы после катастрофы они оставались там, не имея возможности влиять на военный ход событий в Константинополе или в Антиохии. Развал “конституционного совета” высших военных и гражданских чинов империи, дисбаланс властных структур, прямое вмешательство Запада в дела Востока стали прямым следствием изоляции остатков режима Валента. В самом деле, магистр Востока Юлий осенью 378 г. без согласования с кем-либо[193] отдал приказ об уничтожении готов в Малой Азии (Amm. XXXI. 16. 8); жена Валента Домника распорядилась вооружить еще недавно бунтовавший против ее мужа (Amm. XXXI. 11. 1) народ Константинополя (Soz. VII. 1. 2; Socr. V. 1); Грациан вмешался посредством посылки своего магистра войск Сапора в дела антиохийской церкви (PLRE. I. 803). Но самым серьезным последствием адрианопольской катастрофы для ранневизантийской государственности стало прямое назначение нового августа Востока Грацианом, что означало отстранение прежде правящих восточноримских кругов (так и не сумевших оправиться от деморализации и неразберихи в течение пяти месяцев после гибели Валента) от выборов “своего” императора. Отсюда новый император прибыл на Восток независимым и полновластным хозяином, принеся с собой собственное видение решения проблем, беспрепятственно сменив курс в религиозной федератской, внешней и персональной политике, формируя императорскую верхушку по своему усмотрению. Эту новую имперскую гражданскую и военную элиту, вследствие ее сильной ориентации на императора и игнорирования ряда восточноримских политических традиций, мы предлагаем называть феодосианцами.

В сфере военной администрации новыми людьми для Восточной империи стали Рихомер, Арбогаст, офицеры франкского происхождения, посланные Грацианом на помощь Валенту и Феодосию (Zos. IV. 33). Думается, что их заметное положение в военном аппарате в первые годы правления Феодосия было обусловлено следующими обстоятельствами: они, видимо, не были причастны к интригам против Феодосия-старшего[194] и, главное, были представителями западноримской военной знати, из среды которой вышел новый август Востока. Не вступая в дискуссию “за” или против реального существования при Феодосии властной группы из испанцев, на наш взгляд вполне правомерно говорить, что в военном окружении императора лидировали выходцы из западноримской военной знати в целом, но не испанской ее ветви[195]. Для Византии же все они были западными римлянами, олицетворением политической практики западного двора, хотя с прибытием на Восток они и оторвались фактически от своих корней и на время превратились в ранневизантийскую военную элиту, в какой-то мере деформировав прежнюю модель.

Но феодосианская военная знать, как собственно и гражданская, не состояла исключительно из западных римлян: император умел подбирать и талантливых офицеров восточного происхождения. Так, когда после заключения мира с готами в 382 г. Сатурнин сложил свои полномочия, новыми магистрами, видимо, вскоре[196] были назначены Тимасий и Промот. Оба служили при Валенте командирами небольших подразделений походной армии[197] и, вероятно, при Феодосии принимали участие в ликвидации военных последствий адрианопольского кризиса[198]. Не исключено, что Тимасию при таком быстром, совершенно невероятном при Валенте продвижении по службе помогли родственные связи, поскольку, как считается, он мог быть родственником императрицы Флаккиллы[199]. И, наоборот, Промот выдвинулся благодаря своим боевым заслугам. Во всяком случае, в 391 г., после ссоры обоих магистров с влиятельным Руфином, Тимасий остался при дворе, Промот переведен во Фракию, где погиб (Zos. IV. 51. 1–3). Если принять во внимание также факт, что Абундаций, назначенный магистром в 392 г., служил еще при Грациане и позже был в почете у Феодосия (Zoc. V. 10. 1), то, видимо, можно предположить, что Феодосий в кадровой политике, насколько это было возможно, отдавал предпочтение офицерам западноримского происхождения, либо служившим ранее в войсках Запада.

В новой военной элите определенное место занимали варвары, что было одним из негативных последствий адрианопольского кризиса. Но нероманизованные варвары-магистры недолго занимали свои посты (Модарес, Бутерих), и в целом Феодосий, видимо, стремился не допускать их к вершинам военной иерархии[200].

В отношении восточного магистерия, думается, император пошел на компромисс, продиктованный здравым смыслом. Хотя и здесь как будто не видно военных, тесно связанных с предыдущим правлением, но, с другой стороны, ни один из офицеров западноримского происхождения не стал при Феодосии магистром Востока (Хеллебих, Модерат, Аддей). Западный римлянин на этом сложном посту с неизбежностью столкнулся бы с массой непонятных ему традиций, проблем, вплоть до открытых проявлений оппозиционности. Однако все указанные магистры Востока не были просто нейтрально настроенными профессионалами, они были феодосианцами. В этой связи примечательно, что после смерти Феодосия, в пору изгнания феодосианцев с высших постов военной администрации, параллельно со ссылкой Тимасия (Zos. V. 8. 3–9) и Абундация (Zos. V. 10. был лишен магистерия также Аддей, замененный уроженцем Пентаполя Симпликием (PLRE. II. 1013).

В начале 383 г. в Британии произошла узурпация Максима, событие, прямо затронувшее всю политику, том числе и персональную, Феодосия I. После гибели Грациана Феодосий стал нуждаться в сильном федератском корпусе, а после обострения отношений с Максимом стал готовиться к войне с Западом. Причем, по нашему мнению в своем отношении к будущему Западной империи