Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

иногда записывал, задавал вопросы, старался выжать из них все, что они знают или должны знать о положениях в своих странах. Литвинова Владимир Ильич попросил сделать подробное сообщение о настроениях английского рабочего класса, его лидерах, о положении в Международном социалистическом бюро, с которым Литвинову уже приходилось иметь дело»[147].

После этого Ленин с Литвиновым долго говорили о чем-то с глазу на глаз. Вероятно, первый сделал второму предложение быть представителем большевиков в упомянутом бюро – оно было исполнительным органом II Интернационала и собиралось несколько раз в год в разных городах. Каждую социалистическую партию представляли по два делегата, причем РСДРП с общего согласия делегировала в бюро одного большевика и одного меньшевика. Литвинов должен был сменить там самого Ленина, который предвидел, что в случае войны Интернационал неминуемо распадется, но все равно хотел сохранить в его руководстве своего человека. Им также двигала необходимость борьбы против меньшевиков – после Пражской конференции 1912 года единство партии окончательно стало фикцией и обе ее части пытались заручиться поддержкой зарубежных коллег. К тому же многие меньшевики стали сторонниками «ликвидаторства» – движения за переход русских социал-демократов на исключительно легальные методы борьбы, к которому на Западе относились вполне сочувственно.

Встреча с вождем еще больше подняла авторитет Литвинова среди эмигрантов. По возвращении к нему явились супруги Клышко, и Шейнис пишет: «Филис была шокирована видом конуры, в которой жил Литвинов, и тут же предложила ему переехать к ним на Хай-стрит»[148]. На самом деле, по свидетельству Майского, литвиновская квартира была вполне удобной, хоть и скромной, и забота супругов диктовалась, вероятно, желанием угодить влиятельному «патрону». Вскоре среди эмигрантов поползли слухи о романе Фи-лис с ее квартирантом, на которые намекает и Шейнис, говоря (несомненно, с чьих-то слов) о ее «навязчивом внимании». Слухи ходили и позже – о том, что этот роман продолжился в Москве и сын Клышко Давид, родившийся в 1929 году и ставший позже известным советским физиком, был на самом деле сыном Литвинова. Так это или нет, сказать невозможно, но в 1920-х годах Николай Клышко, прежде друживший с нашим героем, стал относиться к нему враждебно, а вот Давид еще долго поддерживал дружбу с литвиновской семьей.

Переехав на Хай-стрит, Литвинов сразу же сообщил Ленину свой новый адрес, и 28 ноября туда пришел документ о назначении его официальным представителем ЦК РСДРП в Международном социалистическом бюро. Ильич даже заботливо спрашивал, на какую фамилию выслать мандат – Гаррисона или Литвинова. Выбрана была последняя, окончательно ставшая с тех пор официальной. В октябре Ленин провел в Поронине совещание с партийными работниками, на котором призвал к усилению революционного движения. В том же ленинском послании Литвинову было поручено организовать перевод решений совещания на иностранные языки и распространить эти документы на заседании МСБ. Оно открылось 1 (13) декабря в Лондоне с участием всех «китов» социалистического движения – Карла Каутского, Жана Жореса, Камиля Гюйсманса, Эмиля Вандервельде, Розы Люксембург и других. Россию, кроме Литвинова, представляли меньшевик Николай Чхеидзе и эсер Илья Рубанович.

О ходе заседания, продолжавшегося два дня, Литвинов подробно информировал Ленина в письмах, опубликованных в журнале «Новая и новейшая история» (1966. № 4). Вот что он написал в первый день:

«13 декабря 1913 г. Суббота, 2 ч.

Дорогие друзья, пишу во время ленча. Р[оза Люксембург] не явилась. Очевидно, вопрос объединения не встанет, если кто-нибудь другой не поддержит предложения Р[озы]. Присутствуют Жорес, Вальян, Каутский, О. Бауэр (Адлера нет), Раковский (Румыния), весь Ex. Com.[149], Рубанович, Днепров (Мартынов), он просит в печати называть его Днепровым, Семковский – бундовец, латыш, Чхеидзе и Скобелев. Перечисляю на память. Итальянцев нет, стало быть, нет и Балабановой. Кто будет представлять О.К.[150], Днепров или Семковский – еще неизвестно. Они еще совещаются. При перекличке вызывали только Плеханова и Каменева. Вместо Чхенкели откликнулся Чхеидзе. Я заявил, что от фракции (б-ки) выбран не Чхеидзе, а другой товарищ, который не мог явиться по случайным причинам. Гюисманс заявляет, что представительство от фракции согласно Уставу имеет только большинство. На это я возразил, что, не желая в данный момент вызывать дискуссию по этому вопросу, я оставляю за собой право коснуться его beieiner anderen gelegenheit[151]. На этом пока дело кончилось. Было бы, конечно, неудобно начать конференцию с наших споров. Гюисманс мне тоже повторил, что голос будет разделен между нами и О.К. и Плеханов должен будет исчезнуть и что вообще все русские и польские дела будут задушены (Erdrosseln) между 5 и 6. Думцы, говорят, привезли напечатанный отчет фракции. Днепров со свитой сейчас агитирует Каутского в пользу необходимости действий со стороны Бюро, выбрать комиссию и т. п. Каутский не поддается, нападает на выходку Розы против Ленина, говорит, что мы должны заставить рабочих в России требовать единства, из заграницы ничего сделать нельзя.

Англичане всех партий высказываются за единство на основе присоединения BSP к Labour Party[152]. Вчера зачитывалась резолюция, которая будет обсуждаться в Бюро послезавтра. В «Правду» напишем сегодня вечером. Помещение безобразное, холодное, полутемное. Не на чем писать.

Ваш Папаша»[153].

Далее Литвинов жаловался руководству, что «в русских делах Интернационал плохо осведомлен, отчеты и заявления русских организаций односторонни, необходимо иметь заключение беспристрастного учреждения». По указанию Ленина он успешно торпедировал попытку Интернационала добиться объединения двух фракций РСДРП: «Я протестую и вношу свою резолюцию с краткой мотивировкой, при этом проливаю слезинку по поводу ухода Плеханова, к[ото]рый больше, чем кто-либо, мог представлять будущее единство». В целом заседание МСБ закончилось без каких-либо значимых решений, как и следующее, которое состоялось в Брюсселе в самый канун войны; большевиков там вместо Литвинова представлял латыш Ян Берзин (Браун).

Последнее из пяти писем «Папаша» отправил в Краков уже после завершения заседания, 15 декабря:

«Дорогие друзья!

Писал вчера наспех, чтобы поспеть к почтовому поезду. Телеграмму послал Вам сегодня утром. Было поздно вчера отправлять. Остановлюсь теперь подробней на главных моментах вчерашнего заседания. Делать нам там было нечего. Все было решено заранее, т. е. не допустить дискуссии, отмахнуться резолюцией о желательности единства, отдать 1/2 голоса О.К., а парламентский голос сем[ер]ке «согласно уставу». В русских вопросах Бюро санкционировало бы все, что Ex. Com. им предложил бы сейчас. После обеда всплыли разные вопросы об изменении представительства в Бюро и на конгрессе, и Гюисмансу пришлось доложить о ходатайстве О.К. Ex. Com., сказал он, считает справедливым отдать 1/2 голоса, освобождающегося за отсутствием Плеханова, О.К. и М.С.Б. Наверно-де с этим решением согласятся. Он