И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

В Одессе его называли «музыкальный доктор». Нет, Илья Ефимович Циклис не лечил скрипки, он излечивал скрипачей. И пианистов. И певцов. У него в филармонии было «своё кресло». А жил этот замечательный человек «до несчастья» на Пушкинской, 37. Теперь вы всё поняли? ещё нет? Да, трудная у меня задача объяснять «понаприехавшим» и кто такой доктор Циклис, и кто такой Миша Рыбак…

Национализировали все буржуйские квартиры большевики.

И вот, спустя годы, в бывшей квартире доктора Циклиса уютно разместилась редакция молодежной газеты. Бывшая кухня была переделена перегородкой. В одной части, там, где окно, сидел «идеологический отдел», он же отдел культуры, куда был принят я в 1965 году на полставки, где работали Саша Варламов и Юра Михайлик. Потом к нам подсадили и Вадика Овсянникова.

Но была и вторая часть кухни. Без окна, но с умывальником и кранами. Так вот в тёмной части кухни горел красный свет – вы опять не про то думаете – проституцию соввласть отменила – при красном, скажем, революционном свете, работал Михаил Рыбак, наш фотокорреспондент.

Кстати, если вам интересно, откуда я всё это знаю. Юра Михайлик в миллионной Одессе полюбил не кого-нибудь, а внучку доктора Циклиса – Эддочку. И когда она вошла в наш закуток, её первые слова были – так мы же на кухне дедушки!

Многих в редакции я знал и до зачисления в штат. С Мишей познакомился в первый день работы. Запомнилась его улыбка. Он источал дружелюбие.

Я знал двух подобных людей. Аркадий Креймер, учитель, затем замдиректора Всемирного клуба одесситов. Это была улыбка нашего клуба. Миша Рыбак был улыбкой редакции. На неё нельзя было не ответить такой же дружественностью.

Десятки лет мы проработали вместе. В «Комсомольской искре», затем в «Вечерней Одессе». В первые годы моего вхождения в журналистику Миша нередко был моим поводырем.

Да, я знал театры, музеи, творческие союзы. Но приходилось бывать на всех заводах, вспоминаю наши репортажи про ночные смены, где даже Михайлик приносил с хлебзавода полосу репортажа в стихах…

И вот открывал для меня «Январку» и ЗОР, порт и Судоремонтный Миша Рыбак.

В самом прямом смысле его все знали.

Я брал интервью у Олега Томаса, начальника Одесского порта, фотографировал Миша, я писал о Григории Нежевенко, фантастическом токаре-скоростнике на Радиалке, фотографировал Миша, директор «Стройгидравлики» Добринский водил по новому заводу, фотографировал Миша.

Не раз вместе ездили в командировки. Одна из самых памятных для меня – в Белгород-Днестровский. Должен был поехать буквально на пару часов сам. Хотел увидеть раскоп у крепости, который вел сотрудник археологического музея Изя Клейман. Но Миша предложил – поеду с тобой, так как я покажу Аккерман, никто не покажет.

Поездка была чудесная. И археология, и пушкинские места, и школа, где учился Миша…

Именно тогда он мне рассказывал о своих курсантских годах в училище, об эвакуации, где он мальчишкой уже работал.

Миша был старше меня на шесть лет. Ему в годы войны было 13–14… В те времена при тех тяготах – взрослый человек. Это и сложило его характер.

Неунывающий человек. Трудоголик. Готовый всегда прийти на помощь другу.

Бывает, что фотокорр специализируется в какой-то отрасли. Рыбаку были интересны и репортажи с производства, и театральные премьеры, но, конечно, его любимыми съёмками были спортивные соревнования.

В прошлом лётчик, в прошлом и сам спортсмен, он понимал спорт.

Нетрудно быть болельщиком на футболе. Но как трудно при этом ещё и интересно фотографировать.

Помню, как в квартире мастера спорта, журналиста Алексея Иванова футбольные снимки Рыбака изучали, именно изучали, Анатолий Колдаков и Алёша Иванов. Они помогали спортсменам точнее увидеть себя со стороны.

Но Миша Рыбак мог часами проводить и на легкоатлетических соревнованиях.

Помните ли ещё, как Одесса проводила турниры на приз братьев Знаменских? После каждого Рыбак мог бы выпускать альбом. Увы, тогда не выходили в Одессе подобные альбомы.

И ещё одна страсть – театр. Жена Миши Белла работала в украинском театре. Сказать, что Миша отснял каждого актера, каждый спектакль – ничего не сказать.

Он дружил с артистами. Семен Крупник консультировался с ним, как фотографировать. Юра Дынов просил сфотографировать все пушкинские места Одессы, Борис Зайденберг звал на репетиции…

Но и сам Рыбак учился у коллег. У Саши Кузнецова – как фотографировать балет. И не считал это зазорным.

Вообще, конечно, среди фотокорреспондентов шло свое невидимое посторонним соперничество. Рыбак с огромным уважением относился к военному корреспонденту Михаилу Рыжаку. Считал его своим учителем. Поддерживал неудачливого Мишу Гледа, когла-то вместе с братом Эмилем танцевавшим в Одессе чечётку.

А сколько фотографов начинало в его мастерской, да, в этой части докторской кухни – и Лёня Сидорский, и мой друг Эдик Гершберг, и Саша Чоклин…

Мне кажется, в объединения фотографов, занимавшихся художественной фотографией, у Рыбака просто не было времени входить. Но он дружил с Вадимом Шулеко, Димой Зюбрицким, Валерой Бабенко…

Художественная фотография начиналась для Миши в путешествиях. По образованию он – географ. Не помню, был ли у него глобус, но земшар он объездил. И из каждого путешествия привозил десятки плёнок.

Помню, мне подарил замечательную фотографию – юный монах в Ватикане. И ещё одну – сцену из «Ромео и Джульетты», снятую в лондонском театре, где Джульетту играла обнаженная актриса. Кстати, это чуть ли не единственное ню, что я видел у Рыбака. В отличие от Зюбрицкого он находил женскую красоту на спортивных площадках, на театральной сцене.

Нередко Миша приводил с собой в редакцию сына. И ненавязчиво «втягивал» его в редакционную кухню. Как видим – втянул.

Бывал я дома у Рыбака. Книги. Фотографии. Типичная квартира интеллигента тех лет. Никакой роскоши. Всё просто и функционально.

Тяжелые времена настали, когда Миша заболел. Инфаркт. Не хочу вспоминать про причины. Зависть одних. Непонимание других.

Но волевой характер – авиатор, спортсмен – позволил ему преодолеть болезнь. Миша и в редакциях был из тех редких фотокорров, кто умел писать не текстовки к снимкам, а репортажи. Заболев, оказавшись вынужденным быть дома, он начал писать фотоновеллы, рассказы, связанные с отдельными фотографиями…

Вот эта книга вышла. И огромное спасибо за это семье – Белле и Аркадию.

И ожили его встречи с Георгием Шониным, с участниками обороны Одессы, освобождения.

А потом, уже после смерти Миши, пропал его архив. Я бы сказал, бесценный архив.

Вспоминаю, как писатель Аркадий Львов, они с Мишей были дружны, рассказывал мне