Развод. С чистого листа - Елена Любимая

— Послала, — печально вздохнул Костик. — Сказала, нищим не даёт, благотворительностью не страдает. Я ей кулон купил, узнал, что она по зодиаку лев.

— И что? — проявил любопытство Влад. Мне стало не меньше него интересно продолжение истории неудачного подката к богатенькой девице.

— Что-что… Сказала: «С такой х@рней к жене иди». — Невесело усмехнулся Костик. — Вернусь — порадую супругу.

— Так она же у тебя скорпион, — Влад, конечно, знал о моём дне рождения.

— И чего? Скажу, что львица в постели, — ответил Костик, — делов-то. Впервой, что ли? Ну что, идём уже на абордаж? А то вон ещё охотники нарисовались, уведут сисястую…

Что будет дальше, я не дослушала — Инка вырвала мобильный из моих рук и швырнула его на улицу.

Я молча переваривала информацию. Хотелось кричать, плакать и развестись. И если бы не палатки с соседями, я бы дала волю эмоциям и кричала в ночную тишину. Но увы, сейчас это невозможно. Инка попыталась меня обнять, успокоить, но я вывернулась из её рук. Поползла к выходу попросив:

— Пожалуйста, мне надо побыть одной.

Выбравшись на улицу, нащупала телефон, выключила сеть, чтобы не получить ещё один подобный сюрприз. Сейчас это не средство связи, а фонарик. Освещая себе путь, осмотрелась, размышляя, куда пойти. И не найдя ничего лучше, чем старый дом, отправилась внутрь развалин.

В избе с прошлого визита ничего не изменилось — ну, кроме того, что исчезли фотографии со стен. Их я уже упаковала в свой рюкзак. Единственное место, где можно присесть — старый диван, из которого в хаотичном порядке торчали пружины. Линялая синяя обивка прогнила, выпуская их наружу. Аккуратно уселась с краю, там, где ещё осталось целое местечко. А затем уронила голову в ладони, собираясь немного пореветь.

Слёзы медленно стекали по щекам, оставляя солёные дорожки. В груди что-то сжималось, не давая сделать вдох — я начала задыхаться от боли и разочарования. Ощущала обиду, злость и пустоту. Вся моя жизнь сейчас оказалась удивительно похажа на этот дом. Ещё вчера я считала семью нерушимой крепостью, а сегодня от неё остались одни руины.

Самое страшное, что, судя по услышанному диалогу, измены происходят регулярно. А после муж спокойно возвращается домой, ест приготовленный мной ужин и ложится в одну постель со мной. Омерзение и брезгливость добавились к коктейлю испытываемых чувств.

Как хорошо, что Егор уже взрослый — развод пройдёт быстро, подумалось мне. И я вздохнула с облегчением. Так и закончилась моя сказка о счастливой семейной жизни. Вот я дура: сижу и мучаюсь тем, что мне понравился другой мужчина, а муж, не парясь, гуляет по бабам. Какие мы разные. Права была Инка — во всём права, а я не хотела её слушать. Дважды ты дура, Ефимова.

На смену первым эмоциям пришла другая: освобождение — словно груз упал с плеч. Больше не нужно пытаться сберечь семью, которая с уходом сына начала трещать по швам. Мы приходили домой, общались, спали бок о бок, но по сути, становились чужими людьми с каждым днём.

Я возлагала на поездку в Париж большие надежды — возродить угасшие чувства, дать нам второй шанс. Да, перемены свершились, но совсем не те, на которые надеялась я.

Вдруг из глубин памяти всплыло воспоминание, как бабушка говорила, что самая тёмная ночь — всегда перед рассветом. Вытерла слёзы, судорожно вздохнув. Прохладный ветер ворвался через разбитое окно, принося с собой едва уловимый запах табака.

Повернулась в сторону и в темноте увидела огонёк сигареты. Юра. Единственный, кто курит в округе. Неужели Инка его разбудила? Зачем? Меньше всего хотелось, чтобы он видел меня в таком состоянии. Да и заплаканную тоже.

Наше молчание затянулось, и я первой его нарушила:

— Напрасно тебя Инна потревожила, со мной всё хорошо, — стараясь не шмыгать носом, пробормотала я.

— При чём тут она? — искренне удивился он. — Я вышел покурить и увидел, как ты лезешь внутрь, — шаг — и мужчина уже стоит вплотную к оконной раме. Подтянувшись, легко оказался внутри, затушил сигарету и подошёл ближе. Я погасила фонарик, чтобы не демонстрировать опухшие от слёз глаза. Казалось неуместным показывать свою слабость.

— Что случилось? — Юра опустился передо мной, вглядываясь в лицо. Попыталась отвернуться, но он пальцами поймал мой подбородок. По телу словно электрический разряд прошёл. Неуместно… но ничего не поделаешь.

— Не хочу об этом говорить, — ответила я, боясь, что он продолжит настаивать. К моему облегчению он отступил. Поднялся, протянул руку и предложил:

— Тогда прогуляемся?

Возвращаться к Инке я не хотела. Знаю, что она волнуется, ждёт, но отвечать на её вопросы и слушать, какой Костик козёл, нет желания. И я согласилась.

До самого рассвета мы просто сидели на середине поля и разговаривали. Юра постелил свою толстовку, чтобы я не замёрзла, а сам уселся рядом на траву. Болтала в основном я, чтобы в голову не лезли мысли о муже, не давая ни единой передышки своим рассказам. Вспоминала, что связывало меня с деревней.

Например, что метрах в двухстах от первых домов стояла разрушенная «шаха», в которой мы с сестрой любили прятаться ото всех.

— Что такое «шаха»? — переспросил Юра.

— Это такой огромный ангар, где хранится колхозное сено. Запоминай, ты же теперь фермер, — улыбнулась я тому, что могу чему-то научить его.

И продолжила рассказ. Внутри можно было болтать без опасения, что кто-то услышит. А в отстроенном дальше хранилище — кипы сена. Туда мы тоже ходили, но уже всей деревенской компанией. Особенно любили после дождя ходить босиком по огромной луже перед самыми воротами этого огромного сарая.

А ещё там, где сейчас всё поросло кустарником, была дорога в соседние сёла. В одно из них мы ходили со взрослыми в августе за мёдом.

Напротив нашего дома была житница. Пришлось пояснить, что это амбар для зерна, правда, его у моих предков забрали, когда раскулачивали, отдав соседям. Я вообще оказалась на редкость «кулацкая» внучка: помимо этого у моих прапрапрародниотобрали конюшню, маслобойню, а пристройку к дому раскатали по брёвнышкам. Пришлось строить заново.

— А пристройку зачем? — удивился мужчина.

— Из неё на станции сделали почту. Ну, не на самой станции, а в деревне, где она находится, — пояснила я.

И на ум тут же пришли новые воспоминания: как нас встречал и провожал на рабочем ЗИЛе дядя Витя