Тропами святого Урала. Часть 2 - Александр Смольников

(приведены слова молитвы из Домострой, изд. Имп. Общ. Ист. и Древн. Росс. М., 1882, стр. XV), всем своим видом показывая усердие во имя благополучных родов царицы Прасковьи, которая и разрешилась 24 сентября последнею дочерью: то была царевна Прасковья.

Хотя в крестоприводных записях кормилиц, а, следовательно, и бабок, было оговорено, чтобы лихих волшебных слов не наговаривать, из пяти дочерей Иван Алексеевич и царица Прасковья лишились двух старших, Марьи и Федосьи (умерли 13 февраля 1690 года и 12 мая 1691 года), но молитвенные слова от божества, конечно, дозволялись и не преследовались. У царевен бабка, как лекарка, занимала постоянное место в их придворном штате, или чине, и жила при каждой из них в их хоромах, поэтому именовалась иногда «комнатная».

Васюта любил помогать Ефросинье, ему нравились бабкины «колдовские» обряды. Кроме того, она была человеком добрым и напоминала ему любимую нянечку.

– Иван, царица разродилась, теперь будет подготовка к «каше», – Васюта позвал Ивана начинать расставлять столы.

– А ты не знаешь, чем царица одарит нас по рождению дочери, а Васюта?

– Так Афросинья говорит, чтоб постарались, а царица добрая, глядишь чего – то и перепадёт после родинного стола! Пока святейший, после благовеста, служит литургию, потом будет крещение царевны Просковьи в Чудовом монастыре, а дня через два будет по этому случаю ещё и крестинный стол.

– Васюта, что ты всё Афросинья, Афросинья, теперь-то первым лицом в уходе за новорожденной становится кормилица. Вон смотри какая молодуха будет, вся такая добрая, мягкая, а знаешь, как её звать?

– Нет ещё не познакомился!

– А я знаю, Авдотья! Вот как! Она уже целовала крест «служити и прямити ацарю, царице и ребенку», на воскормление которого поступила, хвастался осведомлённостью Иван, – Смотри как её принарядила царица Просковья!

– Ага, вон крест серебряный золоченый, серьги, тоже серебряные золоченые с жемчугом и с каменьями, летник видишь красивый лазоревый шёлковый, да башмаки вон жёлтые сафьяновые!

– Ух, прямо принцесса, скажи Васютка!

На застолье было множество народа, Иван и Васюта в праздничном одеянии разносили яства, кубки с вином. Надо сказать, что и наши герои были принаряжены при дворе с необходимым шиком того времени.

Так потихоньку в обслуживании царственных особ тянулась жизнь Васюты и Ивана. Служба была необременительной, главное было соблюдать требования. Указом 1675 года стольникам, стряпчим и дворянам московским и жильцам поведено было, «чтоб они иноземских, немецких и иных избычаев не перенимали, волосов у себя на голове не постригали, тако ж и платья, кафтанов и шапок с иноземским образцом не носили и людям своим потому ж носить не велели; а буде кто впредь учнет волосы постригать и платья носить с иноземного образца, или такое ж платье объявится на людях их, и тем от великого государя быть в опале и из высших чинов написаны будут в нижние чины».

После «каши» ребята получили от царицы Прасковьи по два соболя и стали ждать следующую кашу и следующих соболей. Им приходилось встречаться, обслуживать и Петра Алексеевича, будущего императора Русского государства Петра I.

Супруги не играли никакой роли в управлении Россией. За Иваном оставался только один титул; имя его упоминалось во всех актах государственных; он имел свой двор, своих царедворцев, являлся народу в торжественных случаях в полном царском облачении, наконец, участвовал в торжественных приемах послов либо в церковных празднествах.

Царица же занималась только своим «женским» делом, пересматривала полотна, скатерти и другие вещи, доставляемые из слобод, работавших на дворец; заведовала рукоделиями своих мастериц в светлицах, где производились всякие работы, даже шились куклы царским детям. Нередко и сама царица вышивала золотом и шелками в церкви и монастыре, изготовляла некоторые предметы из платья себе, государю и детям: ожерелья, воротники, сорочки, полотенца.

Между ними были юродивые, помешанные и калеки всякого рода: немые, слепые, безрукие, безногие. Расположение к ним Прасковья сохранила на всю свою жизнь. Тут же были карлы и карлицы, а ещё во дворце проживали арапы, арапки, маленькие калмыки и калмычки, взятые в полон. Их держали во дворце наравне с обезьянами, попугаями и другими чудами.

Заскучав, царица иногда принималась за карты или заставляла себя качать на домовых качелях. Качель у неё была веревочная, обшитая бархатом или атласом, с ватным сиденьем, также обтянутым бархатом.

Но внезапно размеренная жизнь Татищевых при дворе закончилась. 26 января, в день именин сестры своей, царевны Марии Алексеевны, царь слушал обедню в дворцовой церкви Иоанна Предтечи; по окончании службы принимал в передней палате обычные поздравления, жаловал ближних людей фряжскими винами, а стрелецких полковников и гостей водкой, а через три дня его уже не стало: он умер скоропостижно 29 января 1696 года, в третьем часу пополудни.

Овдовевшая царица в течении пяти дней, поминая мужа, кормила триста нищих, угощала духовенство, делала вклады в церкви. А братьям Татищевым пришлось оставить свою службу в царских теремах, так как у Прасковьи в это время числилось двести шестьдесят три стольника и вдовой царице пришлось распустить чрезмерно разросшийся штат.

7.3. Снова домой

Лошадки бойко везли дорожный возок, снег поскрипывал под полозьями. Васюта и Иван после службы царской, направлялись домой полные радостных эмоций от предстоящих встреч с родными.

Васюта с начала пути веселился, с увлечением смотрел в окошко возка на окружающий мир, на проезжавших мимо крестьян на своих худых лошадёнках, на деревья, ёлки, укутанные снегом. Но чем ближе подходил путь к дому, тем больше начинало щемить где – то в груди. Три года пробежало, как они с Иваном уехали из дома, целых три года.

Впереди показалась опуша леса, за ней уже недалёко и усадьба Татищевых. Снег блестит, переливается, будто его усеяли сапфира – бриллиантовой мелкой крошкой. Васюта прижался к окошку возка лбом и с жадностью всматривался в окружающий пейзаж, с каждой минуткой отмечая знакомые признаки приближающегося отчего дома. Вон завиднелся забор, появились ворота с торчащей над ним крышей дома и вот такое знакомое крыльцо, на котором стояла нянечка Аглая, прижав руки к груди и всматриваясь в приближающийся возок, ждала своего Васютку.

– Какой он стал мой мальчик? – всё вертелось у неё в голове.

Васюта не выдержал и, выпрыгнув из фургона, не дождавшись остановки возка, рванул к няне:

– Аглаюшка-а-а! Нянечка-а!

Он обхватил Аглаю ручонками, закопавшись в её одеждах, слёзы невольно текли у мальчонки и его любимой Аглаюшки.

– Пошлите в дом, милые мои! – Нянечка обоими руками обхватила плечи мальчиков, – Какие вы большие стали!

В доме всё было, как и тогда, три года назад. Однако нет, по ковру на четвереньках