«Орел» в походе и в бою. Воспоминания и донесения участников Русско-японской войны на море в 1904–1905 годах - Коллектив авторов

водой; мелочь будет выброшена за борт. Шлюпбалки будут повалены, а катера до боя [будут] находиться на срезе, а при начале боя [будут] сброшены за борт. Кроме этих существенных вопросов, разбирали множество мелких, как например, относительно снабжения команды водой, об офицерских вещах и т. д.

Эти два приказа и сегодняшний совет приподняли общее настроение и в кают-компании, по возвращении от командира, начались шумные дебаты. Все эти приготовления указывают на скорый поход. Давно пора, а то застоялись уже здесь.

Вчера, вернувшись с «Кореи», нашел у себя в ящике маленький крестик, с изображением распятого Спасителя, выточенный из какого-то белого камня. Оказалось, что этот крестик, один из многих присланных на эскадру иерусалимским патриархом и освященных на Гробе Господнем. На каждый броненосец пришлось по 25 крестов на команду и по 6 на офицеров. Офицерские крестики разыгрывались по жребию, и один из них достался мне, командные уже решено разместить по кораблю в местах наиболее подходящих, как-то: в башнях, батареях, боевой рубке, машине и т. д.

14 января

Вчера, в 8 часов утра снялись с якоря все броненосцы и крейсера: «Алмаз», «Дмитрий Донской» и «Аврора». Вышли в океан для практической стрельбы, стрельба была неважная, зато показала недостатки боевой организации корабля. Так, например, в кормовом каземате, где я находился со своими комендорами, вследствие засыпки моей батареи углем, целик и расстояния получались сразу из трех мест и совершенно отлично друг от друга. Неудивительно поэтому, что снаряды ложились очень далеко от щита, ибо ни я, ни комендоры не знали чему верить: циферблату, переговорной трубе из рубки или носовой передаче?

Хорошо стрелял «Ослябя», который получил сигналом благодарность адмирала. Ну, да и то взять, что у нас не было ни одной практической стрельбы с самого [начала] существования «Орла».

К 7 часам вечера вернулись в Nosi-Bé и стали на якорь по новой диспозиции. Мы стоим теперь на месте «Донского». Сегодня с раннего утра погрузка угля баркасами, почему именно баркасами, у нас объясняется тем, что подозрительный тип, прибывший на «Messagerie Maritime» объехал 3-х или 4-х немецких угольщиков, почему адмирал боится швартовать немцев у борта военного корабля. Благодаря этому и погрузили за весь день 58 тонн.

На днях среди Нахимовской команды было сильное брожение, смахивающее если не на бунт, то во всяком случае на демонстрацию. Причина та, что команда «Нахимова» с самой России не ела хлеб (только сухари) и свежего мяса. В первом случае не виноват никто, т. к. на «Нахимове» нет хлебопекарни, а во втором бесспорно виноват командир[110], который не хотел брать на борт быков, ожидая специального по этому вопросу приказа адмирала, когда же «Нахимов» пришел сюда, то «Киев» предлагал командиру его присылать к нему хлебопеков, т. к. на «Киеве» имеется хлебопекарня. На это командир «Нахимова» ответил, что каждую минуту эскадра может сняться с якоря, и он останется без 4-х человек команды. И Нахимовская команда продолжала есть сухари. Результатом всего этого вышло то, что в один прекрасный день она стала во фронт и, вызвав командира и ревизора, начала требовать хлеба. Вызванный наверх караул не вышел. Говорят даже, что команда кричала: «За борт командира и ревизора». Чем удалось успокоить команду, я не знаю. После этого появился приказ адмирала, который начинается так: «Среди верных царских слуг, на крейсере 1 ранга «Нахимов» появились холуи японские…». Затем адмирал говорит, что когда будут найдены зачинщики, с ними будет поступлено по всей строгости закона, а пока предписываю командиру «Нахимова» арестовать всех ротных командиров, а 4-х фельдфебелей сместить на оклад матросов 2-й статьи.

Факт этот, бесспорно, очень грустный сам по себе, наводит на еще более грустные размышления; хорошо еще, что дело кончилось так благополучно, а повторись оно еще раз – Бог знает, чем еще оно кончится. Дело может дойти до того, что прямо страшно и подумать, а такие ли лишения предстоит нам вытерпеть впереди? Теперь только начинаешь понимать, как тщательно надо было выбирать командиров на нашу эскадру, и к сожалению приходишь к заключению, что есть в нашей эскадре командиры, которые оставляют желать многого.

Однако возмездие не замедлит проявиться над нахимовской командой даже до нахождения виновных и оттуда, откуда совсем оно не ожидалось. Во время хода, вчера, когда эскадра шла на стрельбу, с «Нахимова» упал за борт матрос и, несмотря на принятые энергичные меры к спасению, утонул. Как знать, может быть это и был один из зачинщиков?

16 января

В 9 час. 43 мин. утра на эскадренном броненосце «Орел» пятью поросятами стало больше – родила свинья. Целым обществом ходили смотреть на молодое поколение и еле пробились сквозь толпу матросов. Матросов масса. Мерзость ужасная.

17 Января

В 6 час. утра отправился с командой на пароход «Acilia» грузить в баркасы уголь. Я знал, что негры торгуют водкой и продают ее команде, а потому все время принимал самые строгие меры, чтобы не случилось сегодня того же, что было вчера (у Сакеллари было масса пьяных матросов и пароходное начальство обвинило их, что они якобы напились ихним вином, украв его из ахтерлюка). Поэтому я не подпускаю близко к борту ни одного негра. Но видно уже судьба моя была такова, что должны были сегодня напиться матросы. Выждав момент, когда я сошел в кают-компанию, чтобы пообедать, несколько мерзавцев купили-таки какую-то сногсшибательную жидкость. Жидкость действительно была сногсшибательная, т. к. не успел я пообедать, как мне доложили, что есть один пьяный матрос.

Я немедленно пошел на ют и, действительно, в баркасе увидел клевавшую носом фигуру. Последовало приказание обыскать его и одна за другой извлеклись из его пазухи 3 бутылки с какой-то подозрительной жидкостью. Очевидно, он вез это на броненосец для чего и забрался в баркас. Я приказал исполнить его желание, т. е. отвезти его на броненосец и сдать вахтенному начальнику вместе с бутылками. После этого все как будто шло спокойно. Но именно как будто; когда в 5 часов я стал собираться обратно, и вся команда вылезла из трюмов, из нее стали выделяться типики, еле стоявшие на ногах. Нос парохода был страшно высок от воды, спускаться пришлось по штормтрапу, и к тому же, баркас бросало на крупной зыби так, что трезвому было трудно садиться, а не то, что пьяному.

Что мне было делать? Тут вдруг пришла мне гениальная мысль, я приказал унтер-офицеру обвязывать пьяных беседочным узлом и спускать их на баркас, как мешки, Таким образом, благополучно были спущены двое. Третий, некто Племьянов, совался все это время