Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

что я не самая хорошая мать – это мягко говоря. Кровного ребенка не могу воспитать, как следует, а лезу в сферу, о которой пока еще знаю слишком мало. И умею еще меньше того.

– Я читала вашу книгу «Если б не было тебя», вы очень душевный человек, – воспитательница не обращала внимания на мой невербальный протест, – приемный подросток сломает вам жизнь! Мне вас жаль, я просто хочу уберечь.

– У всех жизнь складывается по-разному. – Я из последних сил продолжала защищаться.

Уже и без давления со стороны была на грани отказа от своей наивной идеи помочь подростку-сироте. Если бы только не обещание, данное ребенку.

– Какое там! Я же знаю Дашу, – воспитательница сокрушенно покачала головой, – хамка, каких поискать. Вежливо разговаривать вообще не умеет. Постоянно в агрессии. Своевольная. Гордыня зашкаливает.

– Но ведь это детский дом, а не курорт, – я почувствовала, как из глубины души поднимаются возмущение и потребность защитить Дашу, – дети в этих стенах испытывают огромный стресс. Вот и выживают, как могут. Мне это как раз очень легко понять.

– Если бы только хамство! – Воспитательницу с благими намерениями было не остановить. – Там давно уже и спиртное, и сигареты. Это в двенадцать-то лет! Нетрудно догадаться, что будет дальше.

Гнев во мне начал закипать. Кому это «нетрудно догадаться»? Так и про Нэллу тоже можно сказать. И про многих других подростков. Лично я не была ни Кассандрой, ни Вангой и не предсказывала судьбы людей. Вряд ли и эта воспитательница обладала сверхъестественными способностями. А в этом случае кто дал ей право ставить штамп ребенку на лоб? Человек работает в системе, принял в семью сироту – обязан понимать, что дети страдают без родителей, что дурные привычки – это проявление боли, отсутствие надежных отношений с близким человеком. Проявления нарушений привязанности наконец.

– Этого никто не может знать, – я заводилась все больше, вступаясь уже сразу и за Нэллу, и за Дашу одновременно, – многое зависит от среды, от круга общения. В конечном счете бытие определяет сознание.

– И неблагодарная она, – она словно не слышала, продолжала гнуть свою линию, – сколько ей ни делай добра, никогда «спасибо» не скажет!

– Я не жду никакой благодарности, – я пыталась отделаться от доброжелательницы, – задача у нас другая. Помочь. Говорят, надо делать добро и бросать его в воду.

– Вот зря вы так, – воспитательница обиделась, – я ведь за вас переживаю. Не хочу, чтобы ваши дети страдали, чтобы вы из-за роковой ошибки потеряли мужа. Самое время одуматься!

– Спасибо за предупреждение, – я была в ярости и сдерживалась из последних сил, – я вас услышала. Теперь мне пора.

Резко развернулась к кабинету, в который должна была войти еще тридцать минут назад, и открыла дверь.

Большинство людей, не получивших специальных знаний, видят в поведении сирот негативные врожденные качества и влияние «дурной генетики». Немногим приходит в голову, что поведение ребенка в учреждении – это прямой сигнал о глубоком внутреннем неблагополучии. Крик о своей боли и ненужности.

Конечно, я понимала, что у Даши есть внутренние причины на то, чтобы так себя вести в детском доме. Она выбрала такой способ самозащиты. И все равно воспитательница всколыхнула во мне рой неприятных мыслей. У меня не было цели навредить своим детям, испортить жизнь мужу и самой себе. Тем более все только наладилось. Но у меня и не было уверенности, что ласковая трепетная Даша Маленькая не получит травмы от общений с жесткой, хлебнувшей агрессии детского дома Дашей Большой. Я не знала, как сложатся отношения между юной гостьей и Нэллой – станут они ссориться, выяснять отношения или «споются», начнут втайне от родителей курить, вместе сбегать по ночам на прогулки с соседскими парнями. И то и другое в равной степени пугало меня. Но я уже не могла отступиться. Предостережения воспитательницы только добавили нервозности и убедили в том, что в детском доме ребенок не находит ни принятия, ни понимания. Он здесь априори плохой…

Два часа спустя мы с Дашей шли по скрипучему ледяному насту, с которого метелью сдуло весь снег. До троллейбусной остановки было недалеко, но яростные порывы ветра бросали в лицо горсти колючих снежинок и тормозили движение. Даша семенила по льду в спортивных кроссовках, теперь я боялась уже только за нее – вдруг упадет?! Взяла ее руку и продела в свой согнутый локоть для устойчивости.

– Почему ты не надела зимнюю обувь? – От одного взгляда на голые лодыжки ребенка начинало знобить.

– У меня ее нет. – Даша с вызовом взглянула на меня.

Я решила не реагировать так, как она ожидала: жалостью к «бедной сиротке». Не хотелось с первого дня стать объектом примитивных манипуляций. Понятно, что обувь в московском детском доме выдают по сезону. Финансирование гигантское. Другое дело, что зимние ботинки могли не нравиться Даше, и поэтому она отказывалась их носить.

– Так можно застудиться.

– Я никогда не болею, – я заметила, что Даша расстроилась, что первая попытка развести меня на обновку не удалась, – обо мне не беспокойся.

Мы еще немного помолчали, все с большим трудом пробираясь сквозь нарастающую бурю.

– А почему мы не на машине? – Даша капризно поджала губы. – Погода ужасная.

– Мне больше нравится на метро, – я старалась не реагировать на то, что реплика была брошена как претензия, – к тому же в такую метель стоять в пробке будем вечность.

– Зато в тепле! – парировала она.

– Если одеваться, как следует, холодно не будет.

– Ну да, – Даша презрительно сощурилась, – это когда есть, что надеть. А сиротская одежда – полный отстой!

– Куртка у тебя совсем не похожа на сиротскую, – от наивных попыток давить на жалость стало досадно: принимает пока еще за очередного спонсора, с которого нужно как можно больше «стрясти», – и вообще, я не заметила, чтобы ребята в детском доме были плохо одеты. Все такие разные, модные.

– Куртку мне папа подарил, – огрызнулась Даша.

– А-а, вот оно что, – участие отца в жизни дочери стало для меня открытием: не думала, что он общается с ребенком, которого отказался забрать в свою семью, – и давно вы в последний раз виделись?

– Не помню, – Даша сразу закрылась и опустила глаза, – он редко приходит. Может, раз в пару месяцев.

– О чем вы с ним говорите обычно?

– Ни о чем, – девочка отмахнулась, – спрашивает об учебе. Ругает за плохие оценки. Задолбал уже своими нотациями!

Даша наконец вышла из роли «бедной сиротки» и на мгновение стала самой собой. Не пыталась разжалобить меня, не манипулировала, просто с нескрываемой болью рассказывала о встречах с отцом. И именно этот ее рассказ вызывал самое глубокое сочувствие. Мне хотелось защитить ее от жестокости, от глухоты и слепоты взрослых, от душевной боли. Я не понимала, как мог человек, который собственными руками отдал ребенка в детдомовский ад, требовать от дочери успехов и достижений. Неужели он не понимал, что Даша попала в беду, потеряла в один момент все, что имела? Что ее боль, обида и тоска по матери мешали не только учиться, но и просто нормально жить. Господи! Как же мало взрослые знают о детях. Как мало хотят о них понимать!

– Ты ему говорила, что в детском доме трудно? Это не заботливая любящая семья, в которой можно быть спокойной и уверенной в завтрашнем дне. А значит, заниматься развитием и учебой.

– Он не слушает меня! – Даша злилась. – Думает, здесь лучший в мире санаторий. И детям просто зашибись – с утра до ночи концерты, развлечения, праздники. Он только и знает, что меня ругать.

– За что еще? – Я не верила своим ушам.

– За то, что я растолстела. За то, что плохо выгляжу. За то, что редко пишу письма матери. За то, что не жалею его – опять он остался без работы и ему не на что содержать семью. А я все что-то выпрашиваю: то куртку, то мобильный телефон…

Обида и злость Даши перекочевали ко мне. Я разозлилась на этого великовозрастного подростка, ее отца, который вместо того, чтобы поддерживать дочь, помогать ей, перекладывает на ребенка свои проблемы.

– И он покупает? – Я изо всех сил старалась не выдать своих чувств.

– Нет, конечно, – Даша раздраженно мотнула головой, – только на день рождения и на Новый год делает подарки. А я заранее начинаю просить, чтобы не притащил какой-нибудь ерунды. Типа мячика