Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

– А ты, – я уже чувствовала ком в горле: помнила, как тяжело, когда самые близкие люди отказываются понимать твою боль, – ты хотела бы жить с ним, в его семье?

– Меня никто не спрашивал, – Даша зло сверкнула глазами, – какая разница, чего я там хочу? Он никогда не позовет.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что жизнь – боль!

Даша подняла на меня усталый взгляд – и детские губы растянулись в мертвой улыбке… Я еще ничего не сделала для Даши, не успела принять и защитить. А уже что-то требовала от нее: чтобы не манипулировала, не раскручивала на подарки. Хотя это был единственный способ, которым она умела общаться с близкими людьми, получать знаки внимания. Я должна была разделить с ребенком его судьбу. Принять часть ее на себя и помочь вынести ту страшную боль, которая раздирала изнутри эту маленькую большую девочку.

Не имеет значения, сколько у тебя родственников, если ты одинок. Сложно сказать, связано ли пренебрежение со стороны родни с непониманием глубины травмы, которую предательство наносит ребенку, но вывод напрашивается один – необходимо учить кровных родственников социальных сирот базовым вещам в области детской привязанности, депривации и травмы. В том же обязательном порядке, в каком учат усыновителей и приемных родителей.

Глава 3

Зимние ботинки

Мы с Денисом заранее решили, что не станем устраивать из приезда к нам в гости Даши праздник. Конечно, был семейный ужин, возбужденные и радостные разговоры за столом, но никаких особых развлечений мы на выходные не запланировали. Как обычно: уроки, уборка, общение, прогулки.

Даша с Нэллой сошлись моментально, с первых объятий старшая дочь пропела «сестра-а-а» и стиснула среднюю в своих объятиях. После нашей первой встречи в детском доме я дала Нэлле ссылку на профиль Даши ВКонтакте, и девочки уже целую неделю переписывались, успев почувствовать близость. Одно из моих опасений сбывалось – эти двое объединились. Даша даже отказалась жить в отдельной комнате, которую мы приготовила для нее, приняв приглашение Нэллы поселиться в ее спальне.

– Нэлла, я против! – шипела я на старшую дочь, пока Даша не слышала.

– Не, а че такова?!

– Пусть у каждого будет свое пространство, – я никак не могла выразить словами своих опасений.

– Нам вместе норм, – отмахнулась Нэлла, не понимая, что именно это меня и пугает, – я ей все покажу, расскажу.

– Попробуй только научить ее не слушаться нас с папой! – Я бешено вращала глазами.

– А че, – делала Нэлла ангельское лицо, – я и так вас слушаюсь.

Стало понятно, что проблем не миновать. Даша с Нэллой обязательно найдут способ нарушить все мыслимые правила и границы. А мы с Денисом будем вынуждены отстраивать их с нуля. Ох! Тяжелая это работа.

– Дома быть в десять, – перечисляла я тем же вечером правила, собрав всю семью за столом, – уважать каждого в семье: не оскорблять, не обижать. Нести ответственность за свою учебу и помогать по дому. И самое важное – родители в доме главные.

– Че это, родители главные? – подала голос Даша: быстро она адаптировалась.

– Потому что мы создали эту семью, построили этот дом, родили и приняли своих детей. Мы с папой несем ответственность за каждого из вас.

– А-а-а, – было видно, что аргументы не действуют.

Даша мне не верила. В ее картине мира взрослые были теми, кому ни при каких обстоятельствах нельзя довериться. Нужно держать ухо востро и ждать подвоха.

Одной из основных трудностей в помощи детям-сиротам становится невозможность добиться открытости и доверия. Мир взрослых вызывает у них отторжение. Они отрицают его. Имеет смысл настроиться на то, что работа по созданию доверительных отношений с подростком с большим опытом жизни в учреждении займет многие годы.

Первые выходные тем не менее мы пережили без особых приключений. Правда, к вечеру воскресенья я устала так, словно на мне пахали. Оказалось, очень сложно расслабиться, когда в доме пока еще незнакомый ребенок, за которого чувствуешь большую ответственность, а он тем временем «прощупывает» границы. «Суп я не ем», «воду не пью», «рыбу ненавижу», «учебники в баторе забыла»… То и дело Даша утыкалась со скучающим видом в телефон, и нужно было находить занятия, чтобы ее оттуда извлечь. Я втягивала их с Нэллой во все, чем занималась сама – уборка, готовка, поход за продуктами в магазин. Обе при этом тяжело вздыхали и нехотя плелись за мной – Нэлла с ворчанием, Даша пока еще молча. Открытого протеста против домашних дел тогда со стороны Даши еще не было, но всем своим видом она показывала, что нет в жизни большей тоски, чем проводить время с нашей семьей.

Перед тем как ехать в воскресенье назад, в детский дом, речь снова зашла об обуви.

– У меня кроссы рвутся, – печально сообщила Даша, – нужны новые.

– Хорошо, – я осмотрела ярко-оранжевые стоптанные кроссовки, – только купить нужно зимние ботинки. В кроссовках сейчас слишком холодно.

– Но мне нужны кроссы! – кипятилась Даша.

– Ближе к лету, – я стояла на своем.

– Блин! А сейчас-то в чем ходить?!

– В зимних ботинках.

– Нет!

– Тогда как хочешь. Не будем заезжать в магазин.

– Ла-а-адно-о-о-о, – Даша надула губы.

И по дороге в детский дом мы поехали в торговый центр. Однако все магазины, куда я заводила Дашу, она с презрением отвергла.

– Это отстой, – говорила она, не глядя, наморщив нос.

– Смотри тогда сама.

И Даша стремительной походкой направилась по бутикам. Я решила не мешать ей, понаблюдать, что будет. В итоге выбирала она исключительно варианты в форме кроссовок, по цене от двадцати тысяч рублей и выше. Мне оставалось только удивляться привычкам ребенка из детского дома. У большинства людей в стране зарплата меньше, чем стоила подходящая ей пара обуви. На мне самой были зимние сапоги вчетверо дешевле, хотя я спокойно могла позволить себе и более дорогой вариант. Просто не считала нужным бросать деньги на ветер.

– Бюджет у нас с тобой четыре тысячи рублей, – скорректировала я наконец ее бессмысленные блуждания.

– Таких тут нет!

– Есть, я тебе предлагала.

После этого мы еще полтора часа перемещались из бутика в бутик – Даша впереди, я за ней следом – пока обе не устали.

– Пойдем отсюда, – наконец сжалилась она.

– Примеришь там, где я в самом начале предлагала? Были несколько хороших.

– Нет!

По дороге в детский дом я размышляла о том, что делает с ребенком неестественная среда.

Еда, одежда, обувь появляются в детском доме из воздуха. Основную часть материальных благ дает щедрое государство, остальное при умении «сыграть в бедную сиротку» можно получить от спонсоров и родственников, которые не хотят забрать, но могут время от времени что-то «подкинуть». И теряется грань между реальным миром и воображаемым. В реальном нужно трудиться. В воображаемом достаточно просто поныть. Если кто-то готов платить, почему не запрашивать больше и больше? Если взрослые не дают любви, почему не брать от них все остальное? Пусть хотя бы платят.

Эта печальная ситуация напомнила мне некоторых богатых родителей, занятых работами и карьерами, но откупающихся от детей дорогими подарками. Государство действует по похожей схеме. Денег предостаточно, а знаний об истинных потребностях ребенка попросту нет. Любовь, безусловное принятие, поддержка? Нет, не слышали. Зато, по официальным данным Министерства просвещения, больше миллиона рублей в год на каждого ребенка-сироту из бюджета стабильно выделяется. Итог этому один – иждивенчество.

Не скажу, что отношение Даши к деньгам и ее потребности стали для меня шоком – желание ухватить по максимуму не было ее виной, только последствием жизни в системе, – но неприятное удивление было. Я поняла, что путь навстречу друг другу не будет легким. Во многих жизненных вопросах мы с ней были как два разных полюса. Получится ли когда-нибудь сблизиться, посмотреть на мир под одним углом? Этого я не знала.

В нашей семье, несмотря на возможности последних лет, тратить бездумно не принято. Даже в те тяжелые времена, когда мы с Денисом оба много работали и мало виделись с Нэллой, в голову не приходило компенсировать наше отсутствие дорогими подарками. Я старалась искать способ побыть с дочкой в выходной, куда-то поехать вместе, о чем-то поговорить. Постепенно и у нее, несмотря на подростковые запросы, сложилось