Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

– Ф-у-у!

В теснине дурно запахло, юный князь от страха испортил пещерный воздух.

– Очевидно, поблизости сероводородный источник? – деликатно предположил я.

– Очевидно, – неловко согласился он.

Упорные поиски увенчались успехом, я нащупал оборванный конец, и мы двинулись дальше, из последних сил волоча за собой тяжеленные мешки, делая привалы и засыпая богатырским сном под брезентовым плащом. И вот, наконец, последний, третий клубок стал величиной с большое яблоко, а это значит, до конца пути не больше ста метров, но они оказались самыми трудными. Едва вдали забрезжил дневной свет, повеяло свежими ароматами субтропиков, наши силы утроились. Проломившись сквозь орешник, мы выбрались на тропу и, ослепленные солнцем, долго дышали полной грудью, вбирая воздух, пахнущий морем.

Когда на закате, сгибаясь под тяжестью сокровищ, мы добрели до окраины Нового Афона, то на первом же заборе увидели листовку с крупным красным заголовком «Пропали дети!», а ниже наши нечеткие фотографии. Из текста следовало, что мы «ушли из дому и не вернулись» неделю назад! Мать моя женщина! Как же быстро летит под землей время! Погодь! Неделя многовато… Пять дней. Три.

– Нам звездец, – прошептал мой друг. – Пахан меня убьет! Застрелит, как собаку.

– Мне тоже голову отвинтят, – согласился я. – Но есть план!

Стараясь не попадаться никому на глаза, мы сначала зашли к Сиропчику, бросили в окно инжир, а это означало, что за калиткой его ждут друзья. Он вышел и обомлел:

– Где вы были, идиоты? Тут все с ума посходили! Милицию на ноги подняли! Водолазов вызывали! А что у вас в мешках?

– Тихо! – оборвал я. – Где мы были, там нас нет. Сделаешь вот что.

Короче, Сиропчик бегом отправился к Суликошвили, где, изображая смятение, сообщил, будто десять минут назад видел нас возле вокзала. Конечно же, вся орава, включая жующего Мишаню, подхватилась и с криками бросилась на поиск пропащих, а когда они, без толку пробегав час, вернулись, то обнаружили дивную картину: весь стол под виноградным навесом завален сокровищами, а мы с Лариком задумчиво склонились над шахматной доской. Я, как автор идеи, играл платиновыми фигурами, он – золотыми. Воцарилось молчание.

– Ёпрст… – наконец вымолвил Башашкин.

Сандро нехотя опустил заряженное ружье, нацеленное на шалопутного сына. Сестры Бэрри схватились каждая за свое сердце. Даже небедный Добрюха крякнул, Лиска бросилась примерять сережки с изумрудами, Карина – браслет, а Мишаня, разумеется, попытался стянуть золотую монету, но получил по рукам. Я выбрал самый красивый перстень с огромным бриллиантом, чтобы подарить при встрече Зое.

Собственно, на этом я и хотел закончить мою фантазию и вернуться к чтению Марка Твена, однако призадумался. А что бы мы стали делать, случись такое в жизни, с добытым кладом? Том и Гек положили деньги в банк – и дело с концом. Но мы-то живем не в Америке, где правит чистоган, а в государстве рабочих и крестьян. Большая разница! Куда девать эту груду драгоценностей? Понятно, такое событие долго в секрете не утаишь, узнают соседи, увидит через забор тетя Бела, явится милиция и все конфискует. Хотя по закону четверть клада, если его добровольно сдать казне, оставляют тому, кто нашел. Про это и кино есть. Двенадцать с половиной процентов на брата, не так уж и плохо, пусть даже нашу находку оценят по минимуму, как в букинистическом магазине старую книгу, подобранную на помойке.

Но как говорит Башашкин, с советской властью в очко играть не садись. Мы сдадим, а они там скажут: эти ценности принадлежат государству, так как жадные монахи скопили сокровища, торгуя опиумом для народа, да еще потом утаили от пробудившихся масс. А значит, мы с Лариком всего-навсего вернули богатства настоящим хозяевам, за что, пацаны, особое человеческое спасибо! Вот вам почетные грамоты с профилем Ильича, а теперь выверните карманы: не зацепилось ли в них что-нибудь ненароком, как в том худфильме про клад, найденный экскаваторщиком. И досвидуся! Нет, сдавать сокровища нельзя. Зря мы, что ли, молодыми жизнями рисковали! Я возмутился так, словно лежал мордой в подушку не с солнечными ожогами, а со спиной, ободранной в тесных норах Иверской горы.

Хорошо – мы не отдали. Что дальше? Как использует свою долю Ларик – его дело. Может, Суликошвили всей семьей рванут с сокровищами в Турцию на фелюге. Именно так поступил год назад, проворовавшись, директор цитрусового совхоза «Светлая даль», о чем писали в местных газетах под рубрикой «Из зала суда». Взрослые эту историю горячо обсуждали. Мурман, знавший беглеца лично, качал головой и называл бывшего дружка бараном. В нейтральных водах пограничные катера перехватили нарушителя, и он за измену Родине и хищения в особо крупных размерах был приговорен к расстрелу, а в гробу, как уверяет все тот же Башашкин, карманов нет. Жизнь дороже любых денег, и люди, гибнущие за металл, мне совершенно не понятны.

Поразмышляв, я решил в большом чемодане перевезти золото в Москву. Конечно, бдительные пассажиры могут заметить, что багаж слишком уж тяжелый, но есть правдоподобное объяснение. Однажды я покупал на Птичьем рынке мелкую гальку для аквариума – по пять копеек за граненый стакан. Дороговизну продавец объяснил тем, что возит товар с Черного моря из Туапсе. Если спросят, скажу: грунт для подводных растений. Правдоподобно. Ладно, привез. Где спрятать? В нашей комнате нельзя, вредитель Сашка тут же найдет и потащит какой-нибудь браслет с рубинами в детский сад – похвастаться. Что дальше – понятно. А вот на чердаке нашего общежития можно так схоронить – никто не сыщет, там у нас филиал Бермудского треугольника. Дядя Витя Петрыкин, которому жена не выдала на лечение организма, в тоске пошел туда отсыпаться и обнаружил там непочатую бутылку водки с горлышком, залитым сургучом. Когда он вынес запыленную находку на свет божий, пенсионер Бареев ахнул:

– Полурыковка! Она, она, родимая! Довоенная!

Петрыкину пришлось с ним делиться, но наладчика Чижова, набивавшегося третьим, они отвергли: водка оказалась слабая, всего тридцать градусов. Полурыковкой, как разъяснил Бареев, ее назвали не зря: председатель Совнаркома Рыков, любивший заложить за воротник, сам-то употреблял 60-градусную, а для народа разбавляли вдвое. Справедливый Сталин, как узнал про такое безобразие, велел вредителя расстрелять, а родимая с тех пор стала крепкой, как советская власть, – сорокаградусной.

Значит, на чердаке можно смело прятать богатство, не волнуясь за его судьбу. Но что же дальше делать с драгоценностями? Для начала не мешало бы выбрать колечко попроще и отнести в комиссионный магазин на Земляном Валу, где мне покупали подержанные коньки с ботинками. Там есть ювелирный отдел, в кабинке сидит носатый дед, говорящий