История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

огонь может вспыхнуть в его собственном лагере, и тот дух, который он же и возбудил в армии, окажется совсем непросто усмирить. Агитаторы, с самого начала бывшие творением и орудием Кромвеля, должны были, по его мысли, бороться с Парламентом, противиться роковому для армии решению Палат о ее роспуске, а также следить, чтобы вялость и нерешительность сочувствовавшего пресвитерианам главнокомандующего не обернулись каким-нибудь неудобством или вредом; сами они отнюдь не желали того, чего втайне добивался Кромвель, но благодаря, среди прочего, их действиям все произошло именно так, как он хотел. Прежде эти агитаторы, неукоснительно следуя письменным инструкциям Кромвеля, давали Парламенту такие советы, обращались к нему с такими упреками и настаивали на таких требованиях, какие казались необходимыми в условиях, когда ни вступать в переговоры с королем, ни обхаживать его партию не было ни малейшего смысла и основания. Теперь же, когда покинувший армию король находился там, где она больше не могла иметь к нему прямого доступа, а Парламент присмирел настолько, что заседавшие в нем сторонники армии могли без труда добиться всего, что им было нужно, Кромвель решил ограничить свободу действий, коей так долго пользовались агитаторы, принудить их к более строгому повиновению начальникам и помешать им впредь устраивать сходки и проводить совещания о будущем образе правления королевства — чем, по его мнению, должен был теперь заниматься единственно лишь Парламент, власть которого Кромвель в тот момент полагал целесообразным поддерживать, рассчитывая с ее помощью осуществить все свои замыслы. Но агитаторы уже успели войти во вкус, и отстранение от всякого участия в государственных делах им отнюдь не улыбалось; вдобавок он не хотели оказаться в полной власти Парламента, до крайности раздраженного прежними их действиями, а потому когда их перестали допускать на совместные совещания с офицерами, агитаторы продолжали свои сходки без них и пришли к выводу, что офицерский корпус нуждается в преобразовании ничуть не меньше, чем прочие части государственного и церковного устройства. Они составили между собой новые союзы и не раз подавали своим офицерам и Парламенту предложения ввести в Англии равенство всех состояний и уничтожить любые различия между людьми, почему эту партию, казавшуюся весьма влиятельной, и назвали левеллерами. Они не только устраивали сходки вопреки прямому запрету офицеров, но и, без ведома и без разрешения своих начальников, созывали в одном месте по нескольку армейских частей, убеждая участников подобных собраний заключать между собой такие соглашения, которые уже в самом скором времени сделали бы совершенно невозможным управление армией и освободили бы солдат от подчинения генералам. Чтобы покончить с этими беспорядками, Кромвелю пришлось пустить в ход всю свою хитрость, ловкость и храбрость. Льстивыми и лицемерными речами он внушал Парламенту, будто единственное, о чем он теперь радеет и чего от всего сердца желает, — это защитить власть Палат, к армейским же заговорщикам он подсылал своих людей, которые притворялись единомышленниками левеллеров; получив таким образом сведения об очередной сходке мятежных полков, Кромвель, сопровождаемый единственно лишь личной охраной, внезапно появлялся на подобных сборищах, быстро находил самых буйных смутьянов, властным и решительным тоном задавал им вопросы и, получив дерзкие ответы, бил их кулаком по голове, после чего атаковал остальных во главе собственного эскадрона и хватал стольких солдат, сколько находил нужным; некоторых из них тут же вешали по его приказу, прочих отсылали в Лондон для более упорядоченного суда. После двух-трех подобных столкновений (ибо левеллеры долго не желали покориться) Кромвель совершенно истребил в армии мятежный дух, хотя в королевстве этот последний сохранился и даже весьма окреп и, если бы не вставшая в тот момент на его пути суровая решимость Кромвеля, он смог бы очень быстро ввергнуть Парламент, армию и королевство в страшную смуту.

Когда всякое сопротивление было таким образом подавлено и усмирено, и Кромвелю для осуществления его планов больше не требовалось иной поддержки, кроме настроений и желаний, уже господствовавших в Парламенте, Палаты направили краткое послание королю с предложением немедленно дать свою монаршую санкцию на четыре представленные ему парламентские акта. Согласно первому из них, король должен был признать, что он начал войну против Парламента, а стало быть, на нем и лежит вина за всю пролитую кровь. Согласно второму, королю следовало полностью упразднить систему управления церковью посредством епископов, отложив до будущих времен решение вопроса о новом церковном строе, и дать санкцию на то, чтобы распоряжение всеми принадлежащими церкви землями осуществлялось так, как предлагают Палаты. Согласно третьему биллю, он должен был поручить и передать начальство над милицией тем особам, которых назначит Парламент, оставив за собой не больше военной власти, чем имел ее любой из его подданных. Наконец, он должен был по сути дела принести в жертву всех, кто сохранил ему верность и сражался за него, отдав этих людей в руки Парламенту.

Прибывшие с этими четырьмя биллями лица имели право ждать королевского ответа только четыре дня, по истечении каковых им надлежало возвратиться в Парламент. С парламентскими комиссарами явились также комиссары шотландские, и уже на другой день после того, как королю были вручены и зачитаны четыре билля, они попросили об аудиенции, на которой с большой торжественностью и твердостью огласили от имени королевства Шотландии декларацию и протест против упомянутых биллей и предложений. Эти билли, было сказано шотландцами, наносят такой ущерб религии и короне, а также интересам обоих королевств и союзу между ними, и настолько противоречат прежним мерам и взаимным обязательствам королевств Англии и Шотландии, то они, комиссары, никак не могут их одобрить, а потому, от имени всего королевства Шотландского, заявляют о своем несогласии.

Несколько ранее король был предупрежден, что как только он откажется утвердить билли, его немедленно подвергнут строгому заключению и удалят всех его слуг; и тогда (приняв также в расчет, что парламентские комиссары не имели полномочий вести с ним какие-либо переговоры, а должны были лишь получить от него определенный ответ) король решил сделать так, чтобы его ответ на билли стал известен не прежде, чем его огласят в Парламенте — в надежде, что за это время, иначе говоря, еще до того, как из Вестминстера успеют прислать новые распоряжения на остров Уайт, ему удастся устроить побег. И вот, когда парламентские комиссары явились к нему за ответом, король подал им запечатанный пакет. Старший из комиссаров граф Денби (король очень недолюбливал этого человека) объявил, что хотя они, комиссары, и не вправе вступать с королем в переговоры и уполномочены лишь получить от него ответ, однако на них не следует смотреть как на обыкновенных