Лапландия. Карелия. Россия - Матиас Александр Кастрен

поднялась силь­ная вьюга; проснувшись к утру, я крайне изумился, не видя двух наших товарищей. Мы отыскали их под кучами снега, под которыми они всю ночь проспали невозмутимым сном. При продолжающейся непогоде оставили мы с рассветом ночлег свой. Сначала мы по-прежнему тянулись за лыжни­ком, только на самом хребте скалы снег слегся так плотно, что почти везде держал на себе оленей. Переход через хре­бет недолог, затем дорога сделалась опять хуже, но буря и непогода утихли. Даже показался месяц, и на небе заблес­тели звезды. Утомленный дорогой, я заснул в моем керисе, и сон перенес меня в красивую залу. Звезды казались мне свечами рождественского сочельника, сосны — людьми, между которыми узнавал лучших друзей моих, собравших­ся вместе праздновать вечер перед Рождеством. С одним из гостей я начал горячий спор о свойстве лапландских глас­ных звуков, и спор кончился тем, что я ударился головой о голову моего противника. Меня пробудила сильная боль во лбу — я стукнулся головой о сосну. С просонков я хотел извиниться перед сосной, моим противником, и трудился усердно, чтоб стащить с головы крепко привязанную шап­ку, но лопарь, ехавший за мной, заметил весьма благора­зумно, что шапку можно оставить на голове, а лучше осво­бодить вожжи, зацепившиеся за дерево. Вскоре после этого приключения приехали мы к нежилой избушке, построен­ной в этой горной стороне для проезжающих. Тут мы ноче­вали, сделав в этот день только три мили. Посредине избы развели мы большой рождественский огонь, приставили к нему горшки с мясной похлебкой и, когда подкрепились ею, сделали чай, что вряд ли когда видано было в суомской избушке. После всего этого залегли мы спать: кто на лавке, кто на земляном полу, на который набросали немного сена и еловых веток. Когда я поутру проснулся, то звезды весело глядели сквозь полураскрытую крышу нашей хижины. Как ни красиво было это зрелище, еще красивее показался мне обширный Божий мир, когда я вышел из хижины. Он был исполнен такой торжественной, мирной тишины, что, каза­лось, праздновал с нами светлый день примирения и благо­дати. Но тишина северной зимы непродолжительна. Метель поднялась снова еще до полудня, мы были, однако ж, так счастливы, что к ночи нашли убежище в лопарской хижи­не на берегу озера Акуерви. Мы уже совсем было отчаива­лись, потому что во всем нашем обществе знал дорогу один только человек, почти слепой и ради наступивших святок так напившийся, что едва мог править оленем. Это-то пос­леднее обстоятельство и послужило нам в пользу, ибо, по собственному признанию этого человека, во все течение дня нашим путеводителем был не он, а превосходный олень его, раз только проезжавший по этой дороге. Выехавши на дру­гое утро из Акуерви, надеялись мы тем же днем доехать до церкви в Энаре, но ошиблись в расчете. Когда мы подъеха­ли к озеру Энаре с дороги, стемнело совершенно, и провод­ник наш, и разумный олень его сбились с дороги, потому что последний никогда не ездил еще по озеру. В честь св. Стефана разъезжали мы долго туда и сюда по бухте обшир­ного озера, вода, стоявшая поверх льда, залилась в мой керис и обледенила мою одежду. Наконец нашли след, но сле­пой проводник наш не отважился ехать далее по озеру. Мы воротились на берег и отыскали лопарскую хижину, в ко­торой улеглись среди овец и других животных; людей же никого не было: они все ушли в церковь, исключая двух девушек, которых мы после нашли спящими на сосновом хворосте в лесу, в котором стерегли своих оленей. На следу­ющее утро, еще при сиянии звезд, одна из этих девушек проводила нас в приход Энаре. Тут мы отдохнули от всех трудов наших. Вот что пишет об этом месте Лёнрот к одно­му приятелю: «Когда я посетил Энаре весною 1837 года, здесь была только одна церковь и около нее несколько бед­ных лапландских избушек; теперь, с тех пор, как здесь живет пастор, местечко это совсем изменилось. Церковь вык­рашена красной краской, у пастора дом в пять комнат и еще другое строение с залой и двумя горницами, назначен­ное, как помнится, старшему пастору, который, хотя и живет в Утсйоки, обязан, однако ж, наезжать и в этот приход. В следующее лето построится еще дом для суда. Не удивляй­ся, что я распространяюсь об этих постройках; в других местах, разумеется, я и не упомянул бы о них, но вспомни, что я в Лапландии! Только тот, кто провел несколько вре­мени в дыму лапландской хижины, может узнать настоя­щую цену порядочного дома, подобному тому, как настоя­щая цена здоровья узнается только по избавлении от тяж­кой болезни; только он поймет и тот восторг, с которым мы увидели опять солнце 18 января, мы долго не могли налю­боваться им».

Во время пребывания нашего в Энаре получили мы из­вестие, что знаменитый миссионер и писатель пастор Штокфлет, которого мы намерены были посетить в Альтене, на­ходится теперь в Карасйоки, от Энаре только в шестнадца­ти небольших милях. Этот счастливый случай побудил нас отправиться в Карасйоки в начале января. Приход этот за­мечателен двумя большими цепями скал, через которые дорога идет почти непрерывно и которых имена Муотка и Искурас-тунтури. Первую мы переехали в жестокий мороз, но без непогоды. Когда после полуторасуточной езды мы начали спускаться с упомянутого хребта, со мной случи­лось несчастье: олень мой остановился вдруг на всем бегу, керис опрокинулся, и правая рука моя, в которой были вож­жи, попала под керис. В таком затруднительном положе­нии прежде всего должен я был стараться высвободить руку, но этого нельзя было сделать, не выпустивши из рук вож­жей, а тогда олень, почувствовав свободу, не стал бы, разу­меется, ждать, покуда я опять усядусь в керис, поскакал бы, по своему обычаю, за другими оленями и бросил бы меня на скале. Что ж было делать? Я ухватился свободной левой рукой за задок кериса и предался покорно оленю, который и поволок меня за собой. Такая езда оказалась, однако ж, столь трудной, что мне вскоре пришлось отка­заться от нее. Будь темно, будь метель на дворе — этот день был бы последним днем в моей жизни, но ветер был неболь­шой, вечер светлый, дорога видна. Мои товарищи проехали около полумили, прежде нежели заметили мое отсутствие, и уже ночь наступала, когда они повернули мне навстречу. Вскоре после этого приключения доехали мы до Иоргастака — рыбачьих хижин на берегу реки Тено, где лопари не живут зимой, но останавливаются кормить оленей. В этом гадком месте провели мы бессонную ночь и отправились в путь еще до