Распад Золотой Орды - Магамет Гарифович Сафаргалиев

лет до него писал и Плано Карпини: «Их пищу составляет все, что можно разжевать, именно они едят собак, волков, лисиц и лошадей, а в случае нужды вкушают человеческое мясо(?). Хлебов у них нет, равно как и овощей[252]. Употребление в пищу монголами человеческого мяса не подтверждается другими источниками, но мясо волков, лисиц и других диких зверей долгое время служило пищей кочевников. Население улусов Шайбана и Орда-Ичена, обитавшее в Зауралье, во времена Марко Поло оставалось охотниками. Однако во времена Ибн-Батута и других путешественников, сообщениями которых пользовался Эль-Омари, охота уже не имела такого значения.

Охота осталась лишь развлечением и забавой правящей аристократии Золотой Орды. О сокольниках, волочарах, барсниках упоминается в ханских ярлыках, как о лицах, непосредственно подчиненных хану и обслуживавших потребности ханского двора.

Плано Карпини, Рубрук, оставившие нам интереснейшие данные об экономическом быте коччевников Золотой Орды, сообщая о скотоводстве и охоте, почти не говорят о земледелии. Рубрук только один раз мимоходом замечает, что у некоторых важных господ, имевших поместья на юге, возделывалось просо[253], тари (просо), упоминающееся еще в орхонских надписях VI–VII вв., кажется, было единственной культурой, известной тогда кочевникам. Судя по словам Рубрука, даже возделыванием проса занималась лишь небольшая часть населения. Длительное пребывание кочевников с земледельческим населением Хорезма, Булгар и Русью не осталось бесследным для татар. Кочевники Золотой Орды, хотя и медленно, все же стали воспринимать от своих соседей земледелие. Если им во времена Рубрука было известно только просо, то уже в конце XIII в. они знали другие виды хлебных злаков. В Половецком словаре (Codex Cumanicus), составленном в Италии в 1303 г. в качестве руководства итальянским купцам, торговавшим в Дешт-и-Кипчаке, кроме проса, упоминается ячмень (арпа), горох (бурчак) и мак[254]. Есть также указания о попытках культивирования пшеницы, но полей, засеянных пшеницей, ячменем и бобовыми культурами по сравнению с просом, было немного. «Посевов у них мало, — писал Эль — Омари в 40-х г. XIV в, — и меньше всего пшеницы, и ячменя, бобов же почти нельзя отыскать. Чаще всего встречается у них просо; им они питаются и по части произведений земли в нем заключается главная еда их»[255].

В том же Половецком словаре, наряду с названием хлебных злаков, встречается название плуга (сабан) и ряд слов, связанных с его употреблением: плугарь («сабанчи»), пахать плугом («сабан сурмак»), железный плуг («сабан тимер»), плужская земля («сабан ери») и т. д. и т. п.[256]. Кроме плуга, в Золотой Орде были знакомы и с сохой. Однажды хан Токтай послал в подарок соху темнику Ногаю, как бы желая этим сказать: «даже Ногай ушел бы в самую глубь земли, все-таки он (хан) выкопает его оттуда этою сохою»[257].

Появление плуга (сабана), сохи (сука) в Золотой Орде в качестве земледельческого орудия сам по себе факт, заслуживающий внимания, тем не менее нет надобности переоценивать ее роль, Сабан (плуг), упоминаемый в половецком словаре, применялся не везде. Узбеки и казахи, когда-то входившие в Золотую Орду, не знают этого термина. У татар, узбеков, казахов и др. народов, образовавшихся после распада Золотой Орды, отсутствует общая терминология не только для обозначения плуга и сохи, но и для обозначения печеного хлеба. У татар печеный хлеб носит название или, у узбеков — нан, у казахов — кульча, тогда как название хлебных злаков (пшеницы, ячменя, проса) и муки является общим. Отсутствие общей терминологии для обозначения плуга, печеного хлеба свидетельствует о примитивном характере земледелия, еще не успевшего отделиться от скотоводства.

О характере земледелия в Дешт-и-Кипчаке, в последней стадии существования Золотой Орды, интересные сведения сообщает Иософато Барбаро, лично побывавший в Орде в 30-х годах XVI в. «В исходе февраля месяца, — писал он, — по всей Орде громогласно возвещают желающим делать посев, дабы они заблаговременно приготовили все для того нужное, ибо в такой — то день марта предложено отправиться к такому-то месту, для посева избранному; вследствие этого объявления все желающие немедленно делают приготовления свои, запасают семенной хлеб на повозки и отправляются с рабочим скотом, с женами и детьми… к назначенному месту, которое обыкновенно бывает не далее двух дней пути от пункта, где находилась Орда во время возвещения приказа о посеве. Тут остаются они до тех пор, пока не вспашут землю, посеют хлеб и окончат полевые работы, а потом возвращаются назад в Орду… когда же хлеб созреет, то все… отправляются для жатвы»[258]. Такая форма земледелия, связанная с обработкой земли наездами, еще не отделенное от основной формы хозяйства кочевников от скотоводства, могла играть лишь подсобную роль в хозяйстве кочевников Золотой Орды.

Появление земледелия даже в той примитивной форме, как оно рисуется у Иосафато Барбаро, факт, безусловно, важный. Сопоставляя сообщение Плано Карпини, писавшего о полном отсутствии хлебной пищи у кочевников, с более позднейшими данными Иософато Барбаро, можно сделать неоспоримый вывод о некоторых экономических сдвигах, происшедших в быту кочевников в последний период существования Джучиева улуса. Более сложным является вопрос о состоянии домашних промыслов и ремесленного производства в Золотой Орде. До сих пор внимание исследователей (Ф. В. Баллода, А. Ю. Якубовского и др.) было обращено на изучение ремесленного производства в городских центрах Джучиева улуса, вопрос же о домашних промыслах оставался без внимания — исследователей.

Ремесленное производство развитого типа, работающее по заказу потребителя, как правило, связано с городской жизнью, между тем основная масса населения Золотой Орды оставалась кочевниками на весь период существования этого государства. Для кочевников Золотой Орды было характерно не ремесло городского типа, а домашние промыслы, составлявшие необходимую принадлежность натурального хозяйства. «Домашние промыслы составляют необходимую принадлежность натурального хозяйства, — пишет В. И. Ленин, — остатки которого почти всегда сохраняются там, где есть мелкое крестьянство»[259]. Как раз такую форму домашних промыслов, связанных с натуральным хозяйством и не выходивших из рамок семей кочевников, застали западноевропейские путешественники во время пребывания их в только что образованном государстве Батыя. По словам Плано Карпини, у монголов «жены их все делают полушубки, платья, башмаки, сапоги и все изделия из кожи, также они правят повозками и чинят их»[260]. Другой западноевропейский путешественник В. Рубрук к вышеуказанному добавляет:

«Мужчины делают луки и стрелы, приготовляют стремена и уздечки и делают седла, строят дома и повозки… делают мешки»[261]. Из слов Плано Карпини и Вильгельма Рубрука хотя и можно сделать вывод о некотором разделении труда в изготовлении домашних изделий у монголов, но это разделение труда не выходило из рамок семьи. Все необходимые для своего хозяйства изделия