История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том II. Позднее средневековье до изгнания из Испании (XIII-XV век) - Семен Маркович Дубнов

то же время, в начале XIII века, тень Аристотеля испугала стражей и церкви, и синагоги во Франции[14]. Впоследствии хитроумным доминиканским богословам вроде Альберта Магнуса и Фомы Аквината удалось приручить языческого философа и впрячь его в церковную телегу. Еврейским богословам такие попытки примирения веры с разумом не удавались; зияющая пропасть между религией и философией не была засыпана, и борьба между стоящими по обе стороны пропасти продолжалась около ста лет.

В начальном своем фазисе борьба велась исключительно изза учения «еврейского Аристотеля», Маймонида. По иронии судьбы, то самое учение, которое поставило себе целью примирить веру с разумом, привело к решительному столкновению между ними. Еще при жизни Маймонида из лагеря приверженцев старины послышались резкие упреки творцу «Мишне-Тора» за его вольнодумство в вопросах догматики и явное намерение отвлечь умы от изучения Талмуда. Первая книга Маймонидова кодекса («Сефер гамада», т.е. «Книга познания»), где догматика иудаизма представлена в философском освещении, смутила ортодоксов, усмотревших в этом попытку превратить традиционные представления о Божестве, чудесах и загробной жизни в какие-то метафизические абстракции. Еще более возбуждал их негодование «Путеводитель блуждающих», где, вопреки известному средневековому тезису, религия превратилась в служанку философии. Дальновидные из ортодоксов усматривали опасность для национального иудаизма в общем направлении Маймонидовой доктрины, проникнутой духом рационализма. А между тем эта доктрина быстро распространялась в образованных классах и приобретала восторженных поклонников. Число их было особенно велико в Провансе, Кастилии и Арагонии, где «Путеводитель» ходил по рукам в еврейском переводе Ибн-Тиббона и поэта Ал-Харизи и являлся для свободомыслящих каким-то новым откровением. Спустя четверть века после смерти великого учителя либеральное умственное движение давало уже себя чувствовать в общественной жизни.

Вольнодумство выражалось не только в идеях, но и в действиях, в пренебрежении к религиозной обрядности. Французский раввин Моисей из Куси ездил в 1236 году в Испанию со специальной миссией — обратить на путь истины тех, которые пренебрегали важными религиозными обрядами (напр., «тефилин, цицит, мезузот») и даже имели жен или сожительниц христианок[15]. Современник его, парижский епископ Гильом д’Овернь, также свидетельствует о росте среди евреев ересей, особенно в бывших испанских владениях сарацинов: «Многие следуют учению о вечности Вселенной и прочим заблуждениям Аристотеля», а другие отвергают «излишнее бремя» законов и обрядов веры. Подобно христианским епископам, консервативные раввины винили во всем этом философию. Старания Маймонида приискать разумное объяснение для каждого из законов иудаизма подрывало, по их мнению, уважение к этим законам, ибо давало повод думать, что религиозные предписания, которым нельзя подыскать объяснение в разуме, не важны или даже вовсе не нужны. «Маймонид, — говорили умеренные охранители, — укрепил корни религии (догматы), но обрубил ее ветви». Крайние же фанатики, не допускавшие никаких компромиссов между религией и знанием, утверждали, что учение Маймонида подрывает иудаизм в корне.

Гнездо консерваторов находилось тогда во французском городе Монпелье, входившем в состав вотчинных владений арагонского короля Якова I. Здесь решили поставить плотину против проникавших из Испании вольных идей. За дело взялся энергичный талмудист Соломон бен-Авраам с Горы («min ha’har», т.е. из Mont-pellier). Его особенно возмущало пренебрежительное отношение маймонистов к талмудической Агаде, в которой они видели только кучу поэтических легенд; до него дошли сведения, что некоторые склонны рассматривать даже рассказы Библии не как факты, а лишь как нравоучительные сказания. Видя в этом подкоп под исторический фундамент Откровения и дальнейшей традиции, Соломон бен-Авраам долго спорил с приверженцами учения Маймонида в Монпелье, но не мог переубедить их. Споры только обострили борьбу партий. К р. Соломону примкнули геройский раввин Иона Геронди, автор известного трактата о покаянии, и некий Давид бен-Саул. В начале 1232 г. эта коллегия из трех раввинов провозгласила «херем» против всех, которые занимаются философией и «посторонними науками» и, в частности, изучают философские сочинения Маймонида («Море Невухим» и «Ефер гамада»), а также против тех, которые осмеливаются толковать предания Библии и Талмуда в рационалистическом духе. Ревнители из Монпелье и Героны нашли себе союзников в Северной Франции, где издавна господствовало схоластическое направление тосафистов. Северные раввины одобрили похвальное усердие южан и присоединились к акту отлучения против вольнодумцев.

Провансальские маймонисты приняли вызов. Они, в свою очередь, прикрылись щитом религии и провозгласили себя защитниками того, кто дал еврейству не только новую религиозную философию, но и новый Талмуд — свод законов, призванный укрепить обрядовый иудаизм. Ученые Безьера, Люнеля и Нарбонны публично предали проклятию Соломона из Монпелье и его двух товарищей, оскорбивших память великого учителя, и объявили недействительным провозглашенный ими херем. Из Южной Франции борьба перекинулась в Арагонию и Кастилию. В Арагонии херемом консерваторов были задеты влиятельные представители общин, врачи и ученые, среди которых были люди, близкие ко двору Якова I. Врач и «алфаким» при короле, Бахиель Алконстантини, побудил главарей общины в Сарагосе объявить контрхерем против антимаймонистов из Монпелье (июль 1232). Сарагоские маймонисты обратились с циркулярным посланием к другим общинам Арагонии, убеждая их «восстать для защиты Моисея (Маймонида) и его святого учения, того Моисея, который извлек нас из омута невежества, заблуждений и глупости и насадил среди нас древо познания». В послании заявлялось, что по духу первоучителей иудаизма светские науки и религиозная философия не только дозволительны, но и обязательны для еврея, ибо без них еврей будет безоружен в споре с иноверцами; необходимо знать астрономию, геометрию и прикладные науки, которых «не изучишь ни по Торе, ни по Гемаре». Получив это послание, четыре общины Арагонии (Гуеска, Монцон, Калатаюд и Лерида) примкнули к сарагосцам и подтвердили отлучение против «трех грешников израильских», Соломона из Монпелье и его товарищей. В своих извещениях они горячо приветствуют всех «верующих в Бога и в Моисея (Маймонида), слугу Его», ставя, таким образом, рядом нового и древнего Моисея.

Раскол произошел и среди раввинов. Геройский раввин Рамбан, позже прославившийся в барселонском диспуте (§ 12), занимал нейтральное положение между борющимися партиями. Он обратился к общинам Кастилии, Наварры и Арагонии с увещанием не осуждать Соломона из Монпелье и его товарищей, пока не будут выслушаны их объяснения, тем более что к ним уже присоединились раввинские авторитеты Северной Франции. Более решительно стал на сторону врагов свободной мысли старый противник Маймонида, Меир Абулафия из Толедо. Этот строгий талмудист еще при жизни Маймонида выступил с «Посланием к ученым Люнеля», в котором выразил свое возмущение по поводу того, что автор «Мишне-Тора» обошел молчанием догмат воскресения мертвых. За это Меир удостоился злой эпиграммы от одного из почитателей Маймонида: «Может ли называться светочем («Меир») тот, кто блуждает во тьме?» Теперь старый обскурант присоединился