Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов

государственности, которая, как указывалось в декрете об организации СССР, стремилась «к постепенному объединению всех стран в одну мировую советскую социалистическую республику». В качестве же противоядия против националистических и сепаратистских устремлений выдвигалась идея солидарности пролетариата и крестьянства разных национальностей перед лицом внешних и внутренних врагов. Доктрина проста до элементарности: объединение народов в одно государство – есть единственная и необходимая гарантия построения социализма перед угрозой всевозможных «происков» врагов нового строя. Классовая ненависть пролетариата и диктатура рабочего класса, которая «не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его авангарда, т. е. коммунистической партии» (разъяснения XII съезда КПСС) утверждалась как необходимое условие для упрочения интернационального единства союзных республик.

Из этих общих положений должна быть ясна политика «диктатуры авангарда» в национальном вопросе: всякое национальное или сепаратистское движение внутри социалистического государства есть разрушение государственного единства и потому должно быть немедленно пресечено. Даже умеренный национализм, отстаивающий «национальные по форме», но не «социалистические по содержанию» религиозные и культурные традиции подозревается в скрытом сепаратизме и энергично искореняется.

Эта принципиальная установка остается верной и для наших дней, хотя после второй Мировой Войны положение несколько изменилось: оккупация советскими войсками стран восточной Европы и установление в них коммунистических режимов привело к созданию так называемой «социалистической системы государств». Это новое образование, которое иногда принято называть «коммунистической конфедерацией» (в отличие от коммунистической федерации в пределах СССР), повлекло за собой и возникновение новых тенденций в русле общей идеологии коммунистического интернационализма. Суть этих тенденций, которые после смерти Сталина открыто оформились в концепцию «разных путей построения социализма» или – что одно и то же – «национал-коммунизма», сводится к стремлению стран-сателлитов обеспечить себе политическую, экономическую и национальную независимость. Влияние идей «национал-коммунизма» в рамках общего социалистического лагеря оказалось настолько значительным, что привело даже к некоторой (в основном теоретической) переориентации коммунистического режима в вопросах внешней политики. Так в программе КПСС, утвержденной на XXII съезде, декларировалась независимость и равноправие всех государств и компартий социалистической системы: «В социалистическом лагере никто не имеет и не может иметь каких-то особых прав и привилегий… Коммунистические партии независимы и вырабатывают политику, исходя из конкретных условий своих стран». Однако несмотря на всю эту фразеологию, 1968 год в Чехословакии показал, что идея «национал-коммунизма» внутри системы социалистических государств имеет определенные и весьма строго очерченные границы. Доктрина «ограниченного суверенитета», выдвинутая Брежневым при оккупации Чехословакии, еще раз подтвердила незыблемость установки на интернациональное единство внутри социалистического лагеря.

Однако «верность идеям интернационализма» никоим образом не отменяет официального суррогата национального чувства, который называется «советским патриотизмом» и который настойчиво внедрялся сталинским Агитпропом со времени второй Мировой Войны. Этот же «советский национализм» или «национал-коммунизм», утверждающий социальное и государственно-политическое единство России с насильственно присоединенными народами в пределах СССР, продолжает быть основой и сегодняшней политики коммунистического режима. Достаточно определенно об этом было объявлено на XXII съезде КПСС, который провозгласил теорию построения коммунизма «в отдельно взятой стране» – то есть в государственных границах СССР.

Разумеется, что этот казенный государственный патриотизм, требующий от народа не только послушания, но и искренней преданности своему «авангарду», является не чем иным как бесстыдной эксплуатацией неуничтожимого национального чувства, основанной на последовательной подмене национального начала началом государственным. В нормальных условиях государственное и национальное сознание не противоречат друг другу, а составляют органическое единство. Но другое дело антинародный и антинациональный тоталитарный режим. Государственность оказывается здесь внешней силой, обращенной против всех человеческих ценностей – личности, свободы, культуры, религии, то есть против всех тех основ, на которых зиждется и раскрывает себя национальная жизнь.

Эта уродливая ситуация противостояния бесчеловечного государства и загнанных в подполье национальных и националистических устремлений различных народов чревата серьезным катаклизмом. И в этом убеждает нас не только известный всякому историку культуры неумолимый закон, по которому провинции рано или поздно «съедают» империи, но и те внутренние оппозиционные движения, что с каждым днем все громче заявляют о себе. В некотором смысле история повторяется: как до революции славянофилы, либералы и социалисты расшатывали государственные и имперские основы России, так это делают сейчас националисты (в том числе и русские, славянофильски ориентированные сепаратисты) и радикальные демократы. Существенная разница лишь в том, что сегодня, в отличие от дореволюционной России, закрыты все пути для делового сотрудничества с властью. И не только по причинам нравственным. Тоталитарный режим сам не принимает протянутой ему руки реформистов, усматривая в каждом акте независимой культурной, религиозной или правовой деятельности посягательство на свою целостность. Но как долго смогут удержать внешние скрепы те центробежные силы, которые с каждым днем усиливаются среди разных слоев населения во всех уголках огромной страны? Отсутствие русла для мирного обновления и эволюции государственной, экономической и культурной жизни, рост и обострение националистических тенденций – все это предрекает вероятность драматического распада советской империи.

Не будем гадать о границах будущей России – они не безусловны, ибо Россия нечто большее, нежели границы той или иной ее государственной формы, первичнее нежели демократия, система хозяйственного управления и комфорт цивилизации. Россия – это великая культура, великий язык, великое религиозное творчество. Где пролегают их границы? Сегодня и всегда – в национальном сознании, душе и сердце всякого преданного своей Родине и культуре человека. Здесь же лежат и основы будущей государственности, ибо из отечественной истории мы знаем примеры как исчезала государственность в России, как народ почти на полтора столетия терял свою государственность, но он воскресал и вновь воссоздавал ее, потому что имел великую самобытную культуру, потому что никогда не порывал с нею связи. Сегодня наша национальная культура более чем когда-либо в опасности и только от всех нас зависит, какой выйдет Россия из будущих потрясений.

Вестник русского студенческого христианского движения. 1972, № 106, с. 259–274.

Раскол церкви и мира

За каждой литургией мы исповедуем нашу веру во единую, святую, соборную и апостольскую Церковь. Мы верим в ее святость, ибо видим в ней образ присутствия Христа. И уже здесь, на земле, прикасаемся полноты жизни будущего века. Но не только мы – даже многие из неверующих предчувствуют в слове «Церковь» реальность какой-то неведомой и высшей жизни. Желание приблизиться к этой реальности, как-то прикоснуться к ней собирает их у храмов в пасхальную ночь. Они терпеливо ждут полночи, когда издалека, изнутри храма до них донесется пение, когда молящиеся выйдут с крестным ходом и над собравшейся толпой раздастся возглас: Христос воскресе! Они ждут, когда совершится сияющая светом мистерия, которая – как знать? – притянет их тоже к этой глубинной реальности, называемой Церковью, допустит до нее, откроет