Прорыв Линии Маннергейма - Артем Владимирович Драбкин

в окружение. Дивизия попала в два котла: 337-й полк и наш 16-й отдельный саперный батальон – первое кольцо. Второе кольцо – два пехотных полка, артполк, танковый батальон, разведбат и штаб – находилось от нас в 9 километрах. Пятый погранполк закрыл разрывы между нами двумя блокгаузами.

Правда, в процессе боев один из них был уничтожен финнами. Мы выдвинулись. Нужно было создать фронт так, чтобы наши позиции не простреливались хотя бы из пулеметов. Я-то, лейтенант, не понимал этого, но комбат Куркин был очень опытный. Как он говорил: «Оттуда станкач и оттуда станкач, чтобы не простреливали». Раздвинули роты. Отрыли три ряда траншей. Перекрыли их лесом в три слоя. Землянки отрыли и в три наката перекрыли. Минные поля поставили, проволоку натянули. У нас были две установки зенитных счетверенных пулеметов. У финнов авиации не было – за всю войну над нами только три раза пролетали их самолеты. Эти счетверенные пулеметы мы поставили в траншею на открытых участках. Они косили пехоту на фиг! После нескольких попыток финны по открытым участкам перестали ходить – старались по лесам. Мы наладили взаимодействие с 337-м полком майора Чурилова. В общем, оборону создали как надо! Поэтому нам и удалось выстоять. Плюс, конечно, взаимодействие с пограничниками, которые хорошо знали и местность, и финнов. Удачно к нам шла на выручку лыжная бригада полковника Долина. Они очень умно были использованы – держали дорогу. Вывозили раненых, подвозили снаряды. Правда, к нам уже никто не доходил.

Питание и боеприпасы нам сбрасывали с самолетов. Только один раз к нам пробились четыре машины с продуктами и двумя полковыми пушками. Бои были очень сложные и тяжелые. Лыж у пехоты не было. Войска шли только вдоль дорог. До середины января воевали мучительно! Всему мы учились в ходе боя. А учиться в ходе боя – это значит нести потери. Надо сказать, что опыт доставался большой кровью. Я практически заменил весь отряд. У меня из отряда остались Мурзич, Микконен, Ремшу, Хлучин, Пелех, Дикий, еще один парень и все. Убитыми из первого отряда я потерял 18 человек. Финских мин мы не знали – найдем что-нибудь и изучаем, пока кто-нибудь не подорвется или, может, пронесет. Финны использовали противопехотные английского производства, которые потом сами делали. Кроме этого в заграждения вкладывали заряды. Минировали они и площади перед плотными проволочными заграждениями, кладя мины прямо в снег. Использовали растяжки. Плотность минирования была очень большая. Двери минировали в деревнях. Первое время наши разведчики подрывались. Но с января мы уже по-другому воевали. В конце января в нашем батальоне мы сформировали второй отряд. Начали чувствовать эти мины. Смотришь – ровный снег, а если присмотреться, заметны маленькие бугорочки. В бинокль посмотришь, разведчиков пошлешь – да, стоят мины.

Часто приходилось ходить в разведку?

В разведку ходили каждую ночь. Первая задача – достать языка. Дело в том, что финны убрали население из зоны боевых действий. За все время только на одном хуторе нам оказали сопротивление мужчина и девушка, открыв огонь из винтовок. Мы дом обложили и через переводчика предложили сдаться, в противном случае пообещали сжечь дом. Они сдались. Мы их привели. Девушка, как потом мне говорили, была членом Лотта, и ее расстреляли. Водном населенном пункте зашли в дом, а в доме весит портрет Ленина. Ну, думаем, тут коммунист живет. Потом мне объяснили, что Ленина чтут за то, что он дал свободу, а тогда я этого не знал. Полезли в погреб. Там мясо, настойки, овощи. Вообще, в любом финском доме погреба были полные, но все запрещалось брать. Я мог бы картошки принести, но и это запрещалось. А у самих питание какое было: в сутки получали сухарь на четверых, да кусок конины. Мы в бане не мылись четыре месяца! На фронте нашего окружения не было воды. Был только один ручеек на нейтралке, куда ночью ходили брать воду и мы, и финны. Но когда политорганы прознали про это, то стали лупить друг друга. Кипятили снег, но, видимо, получалась пресная вода, и начались поносы, боли в животе. Вшей было много. Одежду трясли над раскаленными печками. Потом нам сбросили белье, пропитанное мылом «К». Кое-как помылись, надели белье – все тело горит. Потом это белье перестирывали и уже тогда носили.

Много пришлось пройти?

Ходили мы хорошо. Я думаю, за финскую я находил не меньше 300 км. Это по самому скромному подсчету. Когда 44-ю дивизию финны разбили, то часть войск прорывалась в глубину, на 337-й полк. Меня послали им навстречу. Когда я туда пришел, встретил только отдельных людей, остальные были отрезаны и погибли. Но сравним, к примеру, наши лыжи и финские. Наши лыжи не имели пексов – пришитых носов, а привязывались веревками за ногу. Чтобы сойти с лыж, надо развязать, встать – завязать. Очень хлопотно. Когда нам сбросили валенки, мы сами нашили на них шары и уже ставили ногу прямо под дужку.

Как вы были одеты?

Форма одежды была шинель, буденовка и сапоги. Сколько же груза было! Ранец, планшет, револьвер, винтовка, противогаз. Зачем все это нужно было? Морозы были страшные! Жгли костры и они, и мы в открытую: замерзали. Маскхалаты и валенки у нас появились, когда дивизия уже была в окружении в районе Кухмониеми. Сбрасывала авиация и теплое обмундирование – черные полушубки для командного состава. А как в атаку в таком полушубке по снегу идти? Тем более когда комбат впереди, в 25 метрах командир роты, за ним командиры взводов, а дальше – цепь. Конечно, финны били по офицерам!

Какого вы мнения о финских солдатах?

Как солдаты финны очень хорошие, и в ВОВ они воевали лучше, чем немцы. Я вижу тут несколько причин. Первая: они знали местность и были подготовлены к тем климатическим условиям, в которых воевали. Отсюда и вытекали мелкие различия в маскировке, тактике, разведке, которые в итоге приносили свои плоды. Огневая подготовка – мастерская. В бою – устойчивые. Но я подмечал, что, когда они атаковали нашу оборону, они бодро двигались метров до 100–150, а дальше залегали. Финны более расчетливы, чем даже немцы. Артиллерия финская работала слабо, а вот минометы – хорошо.

Вы были ранены?

В финскую я получил два ранения. Первое – тяжелое. Шрапнель от разорвавшегося в ветвях снаряда попала в левый бок. Хотя медикаментов у нас не хватало, у нас был прекрасный врач, капитан Ситников, который нас спасал. Пролежал я 11 дней в землянке и опять стал ходить в разведку. Легкое