Альманах «СовременникЪ» №2 (29), 2022 (посвященный 130-летию Марины Цветаевой) - Альманах Российский колокол

на горизонте психосоматические хвори: банальные расстройства желудочно-кишечного тракта стали мниться смертельной патологией, рождая онкологические фобии и – как следствие – беспокойство и бессонницу.

Как-то сама собой возникла на моём горизонте Виилма Лууле – уже тогда известный в мире эстонский психолог, врач, духовный учитель. Встретились мы с ней в Таллине, кстати, в медицинском офисе, где она консультировала пациентов, реально многим оказывая действенную психологическую помощь. Прочитала пару её книг, каждая из которых учит искусству жить в гармонии с собой и окружающим миром. Создав учение о взаимосвязи любви, прощения, здоровья и успеха, доктор Лууле создала практикум по умению любить и прощать, которое и есть краеугольный камень физического здоровья. Неверные мысли и поступки приводят к жизненным проблемам, болезням. Логично.

«Мысль есть действие, и плохая мысль, притаившаяся в человеке, всегда делает зло, и оправдания телу не нужны» – прочитала я в одной из книг. По Виилме выходило, что я должна себя простить за мысль о нелюбви к маме, это принесёт мне освобождение от данного стресса и подарит здоровье, ну или не разрушит его окончательно. Захотелось задать автору несколько вопросов и на личном приёме. И я без особой надежды на спасение, скорее, от безысходности поведала о своей проблеме. Её реакция была примерно такой:

– А кто сказал, что ты должна её любить? Не любишь – так, значит, и должно быть в твоей жизни. Не кори себя, не пытайся это исправить. Просто удали проблему, отпусти её.

– Но почему? Что со мной не так?

– Не ищи причины, так должно быть. Представь, что вместо сердца у тебя клетка, а в ней птичка – это твоя боль, твоя нелюбовь к маме. Закрой глаза, открой дверцу клетки и смотри, как птичка улетает, поднимаясь всё выше и выше.

Представила, птичка улетела. В целом отпустило, но червь сомнения остался…

Стала с этим жить, прощала себя периодически, старалась искупить тем, что была повышенно внимательна, заботлива к маме, создавая ей прекрасные условия жизни: возила отдыхать, делала дорогие подарки и вообще всячески «заглаживала» свою вину, чувство которой всё равно оставалось.

Однажды случайно, но закономерно, наверное, как всё в нашей жизни, последней в тот день в кабинет ко мне зашла немолодая абхазка, которую я согласилась принять без записи. После того как я завершила свои объяснения по протоколу необходимого обследования и лечения, она меня просто ошарашила словами:

– Ты страдаешь оттого, что думаешь, будто не любишь свою мать, – утвердительно сообщила она, при этом поразила не только неожиданность, но и формулировка высказывания.

– Да, но только я не думаю, что не люблю, а правда не люблю… И давно пытаюсь понять, что мне с этим делать, как жить, – неожиданно для себя откровенно призналась я.

– Ты думаешь, что не любишь. Стремишься полюбить, ожидая изменений в своей жизни. На что ты надеешься?

– Что она полюбит меня, – выскочило из меня.

– Пойми, любовь – это зеркало. Она не любит тебя, и ты не можешь вернуть ей это чувство как отражение. Завесь зеркало полотенцем, живи без него, только и всего.

Я знала и так, что моё зеркало уже давно кривое: смотрю в него и вижу себя с искажённым верхом, маму – с деформированным низом – наши отношения, которых нет. А как исправить кривое изображение, не знаю. Разве что завесить зеркало? А может, долго в него смотреть влюблёнными глазами?

Я всё пыталась понять, как, прожив вместе с ней долгую жизнь, я не сохранила ни одного воспоминания о том, что мы что-то делаем вместе с мамой: читаем, готовим, шьём, гуляем, развлекаемся. Её практически нет и на моих детских фото – там я с няней и с папой. Её правда не было в моей жизни или моя коварная память эти счастливые моменты вычеркнула?

– Мама, а ты меня когда-нибудь брала с собой отдыхать?

– Конечно. Мы вместе ездили в Тарту, когда тебе было лет пятнадцать. Не помнишь? Все две недели шёл дождь, и мы промокли в бунгало.

– Помню, да, кажется, мы в электричке Тарту – Таллин катались, чтоб обсушиться и согреться.

– Да, плохое было лето в тот год. И сырость, и холод просто убивали. Помнишь, на рынке в Таллине тебе пончо понравилось, ты попросила купить, но у меня лишних денег не было, а ты так расстроилась и плакала горько и безутешно, смешная, хоть уже большой девочкой была.

– Я плакала не оттого, что ты мне её не купила, а от стыда, что попросила. Я это хорошо помню…

Оказывается, были общие воспоминания, правда, не те, которые хотелось бы хранить. Может, поэтому и казалось, что их нет. Ведь всё неприятное наша гуманная память умеет вытеснять.

– Когда ты болела, я приезжала к тебе в больницу, стояла под окном палаты и думала: если ты умрёшь, хоронить ли тебя с бриллиантовым кольцом, которое тебе бабушка на шестнадцатилетие подарила, или без. Представляешь?

– Ты мне уже это рассказывала…

Оказывается, и это я помнила, хоть так и не смогла понять, как это вообще можно было произнести. Вслух. Дочери.

– Можно, – говорит на приличном английском буддийский монах в тайском лесном монастыре.

– Паллахан, – так он представился мне.

– Она хотела мне сделать больно?

– Нет, она осознанно не хотела тебя обидеть. Она получила это – невозможность любить – как наказание за какой-то свой проступок или несовершённый поступок когда-то давно, может, в прошлой жизни. Полагаю, она никого не любит, просто не умеет, лишена такой возможности. И подсознательно за это мстит, не думая об этом и уж точно не страдая.

Ты оказалась к этому слишком чувствительна, и некоторые эрзацы её «любви» воспринимаешь как уколы.

– То есть она меня ранит, чтобы удовлетворить свою потребность отомстить мне за то, что она не может любить? Не слишком сложно?

– А просто в этом мире не бывает.

– Какой бы хорошей я ни была, она всё равно… не полюбит меня?

– Нет, конечно. Чем больше ты будешь стараться, тем меньше благодарности от неё увидишь.

– И что мне теперь делать?

– Жить. Любить. И залечить наконец зудящую душевную рану. Ты должна работать над собой, используй восточные духовные практики. Я рекомендую обратиться к техникам Випассана.

– Почему именно к ним?

– Випассана помогает видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, без страстей и эмоций, которые, собственно, и порождают наши несчастья. Эту технику можно считать универсальным средством от страданий.

– Правда помогает?

– Да, если ты поймёшь, что надо изменить не само явление, а отношение к нему.

– Не новая мысль, прямо скажем, хоть