«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

пальбу. Пламя охватило весь мусульманский флот. Пожар продолжался с 3-х часов ночи до 9-ти утра. Пятнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов, шесть шебек, восемь бригантин и галер, тридцать два галиота и фелуки – словом, 67 разного рода судов сделались жертвой пламени. Турок погибло более 20 тысяч. Вода залива, отражая пожарище, представляла ночью одну огненную бездну; а наутро кровавую поверхность с обгоревшими обломками и всплывающими обезображенными трупами[104].

Столь решительная победа стоила русскому флоту невероятно малой потери. Убитых было всего трое, ранено шестеро – все с корабля «Европа», который один более всех пострадал: в нем было 14 пробоин, наполовину подводных.

(Морской сборник, 1855, № 6, с. 328–333)

У. Уэсли. Гибель «Евстафия»

Рассказ участника сражения лейтенанта Уильяма Уэсли, служившего на линейном корабле «Не тронь меня» посвящен обстоятельствам героической гибели флагмана русской эскадры, которая, тем не менее, много способствовала блокированию турецкого флота в бухте Чесмы и облегчила его уничтожение.

Адмирал Спиридов, ведя авангард, спускался прямо на головной неприятельский 100-пушечный корабль Capitana-Ali-Bey. При этом он попал под перекрестный огонь пяти турецких кораблей, и у него сразу же было убито около ста человек; но сам он молчал и берег свои снаряды, пока не подошел на расстояние мушкетного выстрела. Тогда он выпустил [по] туркам губительный залп, повторив его сейчас же другим бортом. Но турки отвечали ему тем же; почти весь его такелаж был перебит. Потеряв способность управляться, он пытался выйти из линии, чтобы спешно исправить свои повреждения, но в это время ядром перебило у него правый грота-брас. Следующее ядро перебило левый грот-марса-шкот, и корабль, не слушаясь руля, всем своим бортом навалился на турка; отдать якорь опоздали.

На палубе началась ожесточенная рукопашная схватка. Наконец, русским удалось оттеснить противника с их палубы; флаг с полумесяцем был сорван. Громадный корабль был уже почти взят и послужил бы завидным трофеем адмиралу, но в это время на нем вспыхнул пожар.

Во время этой лихой абордажной схватки и команда, и офицеры дрались, как львы, и явили бесчисленное количество примеров отменной храбрости и мужества. Так, например, французский дворянин М. Fort, первый лейтенант адмирала Спиридова, лишился части щеки, оторванной ядром, но его не смогли убедить спуститься вниз; прикрывая рану платком, он оставался на своем посту и продолжал ободрять людей. Вскоре затем другое ядро оторвало ему правую ногу, и он упал, но вскоре очнулся и пытался подняться, но в это время третье ядро разорвало его пополам.

Схватка флагманского корабля адмирала Спиридова с турецким адмиральским кораблем привлекла особое внимание обоих флотов; свалившись на абордаж, они дрались еще около четверти часа, когда вдруг из правого кормового балкона на турецком корабле вырвался столб дыма и пламени. В одну минуту все смешалось; самые мужественные сердца дрогнули. Пожар разрастался с каждым мгновением и с неодолимой яростью охватывал уже такелаж и мачты на корабле Спиридова. Команды обоих судов, видя смерть перед своими глазами, забыли вражду, прекратили огонь и думали только о спасении. Одни кидались в море, но лишь немногие из них были подобраны с других кораблей; другие, как бы оцепенев от ужаса, пассивно ожидали решения своей участи.

Наконец грот-мачта турецкого корабля, вся объятая пламенем, рухнула на палубу «Евстафия», и он взлетел на воздух со всеми находившимися на нем людьми. Зрелище было поистине ужасное.

Между тем, пылающий турецкий корабль представлял для своих подветренных мателотов серьезную опасность, которую страх разделить участь «Евстафия» преувеличивал, по крайней мере, раз в десять. Весь неприятельский флот охватывала паника, и под ее влиянием турки пришли к роковому для себя решению: они один за другим рубили свои канаты и спускались в бухту Чесма. Здесь турки надеялись хоть на несколько дней укрыться от русского флота.

Немедленно после катастрофы с «Евстафием» на место его гибели посланы были шлюпки; им приказано было подойти возможно ближе к обломкам двух несчастных кораблей и пытаться спасти всех, кого возможно.

Мужественный командир «Евстафия» капитан 1 ранга Круз оставался на своем корабле до конца. Тяжело раненый, он был подобран с воды подошедшей шлюпкой. Но храбрые матросы и их офицеры были не так счастливы; все они погибли в волнах или были прирезаны турками, которые, видя свое поражение, были взбешены до последней степени и, чтобы отомстить за свой позор, все время поддерживали с берега огонь по шлюпкам, пытавшимся спасти тех немногих, которые чудесно избегли смерти в огне. Эта жестокость так возмутила русских офицеров, бывших в шлюпках, что они решили не только не принимать с воды ни одного турка, но или стрелять по ним, или добивать по голове веслами. Не разбирая ни звания, ни состояния, они не давали пощады никому.

(Морской сборник, 1914, № 5, с. 23–25)

Рапорт Ф.Ф. Ушакова Павлу I

Следующий средиземноморский поход (1798–1800) проходил под флагом адмирала Федора Федоровича Ушакова, возглавлявшего соединенные эскадры России и Турции. Как показывает рапорт Ф.Ф. Ушакова императору Павлу I, гуманизм, честность и верность слову являются вполне осязаемыми средствами достижения победы. «Не меньше оружия поражать противника человеколюбием», – рекомендовал А.В. Суворов. Этот принцип свято соблюдался русскими моряками во время всех кампаний в Архипелаге. Оттого флаг и имя России уважались и приобретали друзей и союзников.

Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу: бывшие Венецианские острова, большие и малые, все нами соединенными эскадрами от французов освобождены, кроме острова Корфу, который содержится эскадрами нашими в блокаде; обыватели всех тех мест столь привержены и преданы Вашему Императорскому Величеству, я не в состоянии описать столь великой приверженности, какая действительно от душевного рвения их явственна, а особо когда пришли мы с эскадрами к острову Занте… редкое гребное судно и лодка показывались, на которых не было бы российского белого флага с Андреевским крестом; когда по надобности сходил я на берег и был в монастырях и церквях, от стеснившегося народа по улицам нельзя было пройти от чрезвычайного крика: «Виват, Павел Петрович! Виват государь наш Павел Петрович!» Почти во всех домах и из окошек выставлены были флаги первого адмирала[105], несколько тысяч таковых было видно по всем улицам на белых платках и на холстине нарисованные Андреевским крестом, также из окошек развешено было множество одеял, платков и разных бумажных и шелковых материй. Женщины из окошек, а особо старые, простирая руки, многие крестятся, плачут, показывая видимость душевных действий, какие в них от удовольствия происходят; малолетних детей выносят, заставляют целовать руку у офицеров, даже у служителей наших.