Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин

Кашкина, бывшим секретарем Томского горкома ВКП(б) Никульковым В. И.» По заданию бывшего секретаря Запсибкрайкома ВЛКСМ Пантюхова и бывшего секретаря Томского горкома ВЛКСМ Машкина в учебных заведениях города Спрингис создал несколько террористических групп, действовавших или совместно с Николаевым, или параллельно ему, и дольше просуществовавших[1377].

Ударный труд чекистов Миронова обеспечил им быстрый карьерный рост. С 1 декабря 1936 года по 1 сентября 1937 года по служебной лестнице поднялись 98 оперативников, а к апрелю 1938 года было изгнано почти 30% старых кадров и продвинуто на высшие должности 33%[1378]. Не все чекисты работали одинаково хорошо. Овчинников рассказывал, как весной 1937 года он получил от Миронова задание арестовать 20–30 бывших белых офицеров и начать следствие против РОВС.

Я тогда <…> находился во власти убеждений, вытекающих из инструкции ЦК и СНК от 8 мая 1933 г., и побоялся остаться на эту операцию, а поэтому по приезде в Томск ее не провел. <…> Тогда в июле 1937 г. приезжает в Томск Миронов и набросился на меня: «Оппортунист, это не работа, это предательство, это измена <…>», – кричал он на меня. – «Я тебе припомню твои троцкистские связи в Прокопьевске», – продолжал он кричать на меня, стуча кулаком по столу. Я сидел ни жив ни мертв. Ну, – думаю я себе, – возьмут тебя, раба божьего, сейчас, и в подвал, и поминай, как звали. «Может быть, я действительно не так делаю, может быть, сейчас не надо считаться с тем, доведена до конца разработка или нет, а делать так, как ранее говорил Миронов, то есть арестовывать по зацепкам и следствием рваться на большие контрреволюционные организации», – думал я[1379].

Темпы работы Особого отдела в Новосибирске огорчали Миронова не меньше. На партсобраниях Особого отдела он отмечал: «Вы своими силами оказались не способными к вскрытию серьезных троцкистских проявлений в СибВО. <…> Вы меньше повинны, чем мы, руководители». Беспомощными оказались А. Н. Барковский, заместитель начальника Особотдела СибВО, и М. М. Подольский, заместитель начальника НКВД по ЗСК. «Барковского я знаю по Казахстану, он там был другим, он работал в КРО и проводил неплохие комбинации. Эта работа убила его способности». Обвинив особистов и транспортников в чрезмерной осторожности, Миронов назначил «на время отсутствия тов. Подольского» С. П. Попова начальником Особого отдела, а группу особистов – «в ущерб их самолюбию» – направил стажироваться к Пастаногову в СПО. «Партия не может ждать, пока вы научитесь <…> Активных, наступательных методов у вас нет <…> Все вы знаете, что дней через 10 каждый из вас будет вскрывать троцкистов, диверсантов не хуже, чем 4‑й отдел. Лишь бы вы вошли в методику. Вы научитесь следствием наступать на врага, а через месяц вы без опеки будете вскрывать сложные дела. У вас будет навык, ни вы не проиграете, ни партия, а только выиграем». В то же время Миронов предупредил: «Борьба будет напряженной. У вас будет минимум времени на обед. А когда арестованных будет 50−100 человек, вам придется сидеть день и ночь, забросить все семейное, личное <…> Люди, которым, может быть, нервы не позволят сделать этого, здесь будут видны все». «Я уверен, что у нас пара шпионов все же имеется», – заметил начальник НКВД и указал, что «колебания того или иного сотрудника равносильны измене»[1380].

Операция требовала энтузиазма. В каком-то смысле цифры в Приказе № 00447 были не столько разнарядкой, сколько ограничениями сверху: считалось, что количество врагов советской власти много больше и в случае войны с империалистическими странами все это подполье наверняка восстало бы в тылу у сражающейся армии. Чекисты не сомневались, что бывшие кулаки, белые и, конечно же, троцкисты, в соответствии с тезисом Клемансо, воспользуются военным положением страны, чтобы оспорить результаты Революции. Немудрено, что при таком подходе очень скоро наверх пошли просьбы о повышении лимитов: Западная Сибирь получила лимит в 17 000 человек, включая 5000 человек по первой категории, но уже в начале октября 1937 года Попов запросил у Ежова разрешение на арест еще трех тысяч сверх лимита и такое разрешение получил. За август этого года местная тройка НКВД – Эйхе, Миронов и краевой прокурор Барков – приговорила 4734 человека, в том числе 3230 – к расстрелу. Но уже на 4 октября 1937 года в Западно-Сибирском крае числилось 25 413 арестованных, из которых на тот момент было осуждено тройкой к расстрелу 13 679 человек. Последняя цифра включала 803 заключенных Сиблага – Загорский из Томского государственного университета попал именно в этот, добавочный виток репрессий, а Глобус был включен в подобную разнарядку по Уралу[1381].

Ответ на вопрос, почему лимиты росли, становится очевидным после чтения донесения секретаря Новосибирского обкома ВКП(б) И. И. Алексеева Сталину 4 сентября 1938 года: «Продолжая работу по выкорчевыванию остатков правотроцкистской фашистской агентуры, за последние пять месяцев по области разоблачены как враги народа ряд ответственных партийных, советских и хозяйственных работников. В период проведения отчетно-выборной кампании руководящих парторганов была вскрыта вражеская деятельность ряда секретарей райкомов и горкомов ВКП(б)». Следовал перечень имен и должностей. Кроме того, были разоблачены как враги народа, исключены из партии и арестованы целый ряд секретарей райкомов и обкомов, заведующие облпартархивом, облздравом, облвнуторгом, управляющие трестами, главные инженеры, директора заводов и так далее. Алексеев ставил себе в особенную заслугу разоблачение активного участника националистической контрреволюционной организации, бывшего секретаря партколлегии по Новосибирской области Грездена, который пытался

…под видом половой распущенности (мужеложство) скрыть свою контрреволюционную деятельность, преследуя цель быть снятым с работы и понести партийное наказание [лишь] за морально-бытовое разложение. В последнее время вскрыта крупная правотроцкистская группа в органах прокуратуры, возглавлявшаяся врагом народа, бывшим областным прокурором Барковым. В состав этой группы входили прокуроры основных промышленных городов области (Сталинск, Прокопьевск, Новосибирск, Томск, Ленинск и ряда районов), а также часть руководящих работников областной прокуратуры, включая и. о. прокурора Новикова и его заместителя Бломбрегса [вероятно, речь идет об Арвиде Фрицевиче Блимбергсе – заместителе областного прокурора Новосибирской области по надзору за деятельностью органов НКВД. – И. Х.]. В целях маскировки контрреволюционной деятельности и сохранения кадров от разоблачения эта правотроцкистская группа ставила своей задачей дискредитировать органы НКВД путем сбора заявлений среди арестованных и их семей для посылки в центральные руководящие органы и в Прокуратуру СССР, рассчитывая этим вызвать сомнение в действиях органов НКВД. В 1937 году на процессе Кемеровской троцкистской организации разоблаченной оказалась лишь небольшая часть руководства этой организации (Норкин, Дробнис, Шестов, Стоилов и другие). В настоящее время органами НКВД в городе Кемерово вскрыта разветвленная правотроцкистская организация.

Алексеев приводил