Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

– Она по-другому не понимает! – воспроизводил он чей-то чужой текст.

– Ты ее избаловала! Что из нее вырастет?! – учил он меня воспитывать Дашу. – Ее надо наказывать!

Забегая вперед, понадобилось не меньше трех лет непрерывных разговоров, учебы в педагогическом колледже и массы умных книг по детской психологии, которые я давала Гоше читать дополнительно или просто пересказывала, чтобы полностью изменить эти опасные установки. С ними идти к дошколятам точно было нельзя: опыт отношений с Дашей, «тренировочным ребенком», как Гоша ее называл, красноречиво об этом говорил.

Счастье, что Даша Маленькая обладает гигантским великодушием и не держит обиды на Гошу. Тем более она знает – мы с ней обсуждали это не раз, – что Гоша раньше просто не умел по-другому. Его самого так «воспитывали» в детстве, и он запомнил. Обижали, наказывали, шлепали по попе. Только постепенно Гоша понял, что с детьми так нельзя.

Хорошо, что к началу педагогической карьеры сын усвоил новые способы действия в ситуациях, которые утомляют или раздражают его. Стал гораздо сдержаннее, спокойнее и мудрее.

Сложно преодолеть неблагополучные установки, которые закладываются в ребенка с раннего детства. Если отношения с ним строились на боли и страхе, подрастая, он будет использовать именно эту модель в общении с теми, кто слабее. Единственный способ добиться уважения и доверия – непрерывно демонстрировать их по отношению к нему самому.

Глава 7

Дурные привычки

Чем дольше мы жили вместе, тем больше Гоша расслаблялся. Прежние привычки шаг за шагом брали свое, а игра в «хорошего мальчика» осталась далеко в прошлом. Конечно, мы обсудили, что пить, курить, воровать в нашем доме и за его пределами нельзя категорически. Но с курением оказалось особенно сложно – подростки находили укромные места в поселке и, прячась от нас, дымили там. Несмотря на жвачки и тонны туалетной воды, запах мы улавливали безошибочно. Однако ни разговоры, ни увещевания, ни штрафы в нашем конкретном случае не помогали. Бросить курить Гоша все равно не смог, как мы ни старались. У девочек история с сигаретами то затухала, то возобновлялась. Они держались по нескольку месяцев, потом снова срывались, и все начиналось сначала.

Нервничала я по этому поводу страшно. Было больно от того, что мои дети собственными руками гробят свое здоровье. А потом силы мои иссякли. В тот момент, когда Гоше и Нэлле исполнилось восемнадцать, я поняла, что не выдерживаю больше этой войны: либо загремлю в психушку из-за несчастных сигарет, либо мне придется отпустить ситуацию. Я выбрала второй вариант. Категорический запрет на курение в доме и в нашем присутствии остался. Остального – запаха дыма, зажигалок, выпадающих из карманов, мы после совершеннолетия детей старались не замечать. Решили, что собственное здоровье тоже чего-то стоит, а курение – это меньшее из всех возможных зол.

Гораздо нетерпимее относились в нашей семье к воровству. Но, кроме Гоши, никто этой дурной привычкой не страдал, да и он довольно долго держался. Из магазинов ничего не таскал, в семье тоже проходил мимо сумок и кошельков, которые лежали на своих привычных местах: мы никогда ничего не прятали. Целый год вел себя как паинька. Тем более у него теперь были собственные карманные деньги. Какой смысл воровать? Но потом не удержался и несколько раз подряд – эти случаи шли один за другим – взял деньги без спросу. Аргументы были железными: «Девчат же хочется угостить – у меня как раз тогда девушка появилась. Я джентльмен».

Первый раз в семье это было, когда Гоша увидел в ванной комнате на полке полторы тысячи рублей. Он тут же подумал: «О, значит, они никому не нужны, о них забыли. Лежат тут, пылятся». Гоша взял деньги и стал мечтать – сам потом в этом признался, – как будет их тратить. Однако буквально за пять минут обнаружилось, что вся сумма, которую я дала Нэлле на продукты, чтобы она сходила в магазин, куда-то пропала. Пока она в ванной красила ресницы, положила купюры на полку и забыла. Вышла из дома, вспомнила о них и тут же вернулась.

– Я не брал! – Гоша таращил на нас с Нэллой глаза.

– А куда полторы тысячи делись?

– Просто переложил, и все, – возмущался он.

– К себе в карман? – Я уже не знала, то ли смеяться, то ли плакать.

– Ну, конечно! – ребенок стал разыгрывать перед нами свой любимый спектакль. – Я же вор! Давай сразу Гошку во всем обвинять!

В тот раз он недолго возмущался – вытащил деньги из кармана и отдал. Нэлла спокойно пошла в магазин, а я осталась с Гошей ради прочтения лекции о вреде воровства для семейных отношений и не только. По-моему, он тогда не сильно впечатлился. Но я решила, что если сам признался и быстро отдал, значит, и прошлый тяжелый опыт, и многие разговоры чему-то да научили. На страже поступков уже будет стоять собственная совесть. Но не тут-то было.

Спустя пару месяцев Гошино внимание привлек бумажник Дениса, оставленный на полке в прихожей. В первый день он просто ходил мимо него, а на второй не выдержал – пока никого не было рядом, взял кошелек, открыл и достал оттуда несколько купюр: думал, что Денис просто не заметит пропажи. Разумеется, в тот же вечер ситуация вскрылась.

– У меня деньги из бумажника пропали, – печально сообщил муж, когда мы остались в спальне одни.

– Много?

– Семьсот рублей.

– Ох, – конечно, было жаль вовсе не денег, а тщетных усилий донести до семнадцатилетнего ребенка элементарные вещи, – значит, Гоша снова не справился с собой.

– Подожди, – Денис не хотел верить в худшее, – может, я сам кому-то эти деньги дал и забыл об этом? Что делать?

– Ничего, – я пожала плечами, – положи бумажник обратно.

– В смысле?

– В прямом. Если не уверен, обвинять никого нельзя, – я тяжело вздохнула, – а если все-таки это правда, то Гоша снова не выдержит. Просто пересчитай деньги и положи бумажник на прежнее место.

Гоша не заставил себя долго ждать. На следующий же день он повторил трюк с деньгами, уверенный в своей полной безнаказанности. На этот раз взял тысячу рублей и тут же побежал в магазин – те семьсот, что вытащил накануне, уже успел потратить.

Теперь сомнений не было. Буквально через пару часов мы собрали семейный «круглый стол». Это экстренное мероприятие случалось только в случае самых страшных прегрешений кого-то из детей, с текущими вопросами обычно справлялись в рабочем порядке. Мы усадили Нэллу, Дашу Большую, Гошу, сами сели напротив. Денис объяснил ситуацию.

– Мы вам полностью доверяем, – я внимательно смотрела на Гошу, – потому что вы наши дети. Скажите сами, кто взял, верните деньги, и на этом закончим.

Девочки, конечно, ответили, что ничего не брали. Гоша как попугай повторил то же самое. Обычная тактика поведения в детском доме – ври до последнего, стой на своем. Все равно до конца разбираться никто не будет, а как гласит народная мудрость «Не пойман, не вор».

– Меня этим поступком оскорбили, – Денис был расстроен, на него было больно смотреть, – это хотя бы понятно? В семье между близкими людьми такого не может быть! Это самое дно! Попросите нормально, если вам что-то действительно нужно. Но так вот брать за спиной…

Нэлла с Дашей сидели притихшие. Даже непокорная средняя дочь – я это видела по выражению ее лица – сочувствовала нам.

– Кто взял деньги? – снова спросила я.

Дети по новому кругу ответили, что ничего не брали. Каждый с такой уверенностью в голосе, что нельзя было усомниться. Если бы у меня не было фактов, я бы каждому – даже Гоше – безоговорочно поверила.

– Гоша, – Денис повернулся к нему, – у нас в доме таких вещей никогда раньше не было.

– Коне-е-ечно, – он тут же вскочил с места и включил привычную защиту «сиротки», – это Гынжу, как всегда, во всем виноват! Он же вор, да, это все знают!

– Никто такого ни разу не говорил, – я не на шутку разозлилась: делать из нас полных идиотов в дополнение ко всему было вовсе не обязательно, – не передергивай. И не надо манипуляций!

– Гоша, будь мужчиной! – Денис повысил голос. – Просто