Кавалеры ордена «Победа» - Валентин Александрович Рунов

Главнокомандующий, к примеру, был поначалу просто обезоружен информацией Б.М. Шапошникова о необходимости большой работы, как он выразился, «долгой и рутинной», по разработке плана операции и подготовке войск к его выполнению. Объяснялось это, скорей всего, тем, что у Сталина не было четкого представления о практической стороне деятельности войск, а также манией величия вождя.

Нелишне будет подчеркнуть, что в ряде случаев его представления об организации и ведении боевых действий базировались на воспоминаниях о Гражданской войне. Свидетельство этому его повышенный интерес к кавалерии осенью 1941 года и весной 1942 года, его склонность к созданию комиссий для выявления положения дел на фронте (осенью 1941 года, зимой 1943–1944 годов) излишняя вера, особенно в начале войны, в силу организаторской, волевой деятельности в ущерб творческой, организующей стороне дела, иногда увлечение решением мелких тактических задач.

Думается, что проявление тех или иных негативных черт характера Верховного Главнокомандующего во многом зависело от поведения окружавших его людей. Хорошо известны случаи, когда жесткая линия, занимаемая, к примеру, Г.К. Жуковым, приводила к изменению обстановки, в которой шло обсуждение тех или иных вопросов, принимались решения. Довольно часто твердую, корректную позицию в поведении занимали А.М. Василевский, С.К. Тимошенко, Б.М. Шапошников, другие военачальники, что способствовало созданию атмосферы деловитости и рассудительности. Со стороны же многих военных и политических деятелей проявлялись черты угодничества, лести, замасливания, поощрения деспотизма, раздражительности, грубости в поведении Сталина.

«Я встречал в годы войны немало больших начальников, которые боялись Сталина, – писал Алексей Сергеевич Желтов, занимавший тогда должность члена Военного совета Карельского, Донского, Юго-Западного, 3-го Украинского фронтов. – На одном из совещаний в Ставке, когда там обсуждался вопрос об улучшении заботы политорганов о личном составе частей и подразделений на фронте, меня поразило поведение Л.З. Мехлиса. Он докладывал Сталину, Молотову, Микояну, Щербакову об обнаруженных недостатках в этом плане. От волнения уронил пенсне, одно стекло разбилось, руки у него дрожали. Я тогда не понимал, почему он так напуган, как можно перед Сталиным так позориться, терять самообладание: чего бояться коммунисту, если он открыто признает ошибки и разъясняет, как будет их устранять. За Мехлиса мне было стыдно. Только через годы я понял, что тогда мы были молоды, дрожи в коленках не испытывали, а Мехлис знал вождя лучше нас, помнил аресты, расстрелы, в которых и сам участвовал» (Коммунист Вооруженных Сил. 1989. № 12. С. 85).

Характеристика Верховного Главнокомандующего будет, вероятно, неполной, если не сказать о некоторых его наклонностях, привычках и увлечениях.

Семьи как таковой у Сталина не существовало, хотя он и был привязан к детям. Но после пленения Якова он словно вычеркнул его из своей жизни. Даже единственный внук по этой линии – Евгений был совершенно лишен общения с дедом. По собственным воспоминаниям Евгения Яковлевича Джугашвили «живьем» деда он видел только однажды, проходя суворовцем в парадном строю по Красной площади. Сталин тогда приветствовал внука и тысячи его товарищей с трибуны Мавзолея. Внук Сталина стал военным историком, кандидатом исторических наук, преподавал в нескольких военных академиях. Свою военную службу он закончил в 1992 году в звании полковника старшим преподавателем кафедры военной истории и военного искусства Военной академии имени М.В. Фрунзе.

Второй сын Сталина, Василий, стал военным летчиком в годы войны и быстро сделал служебную карьеру. Победный 1945 год он встретил уже полковником и командиром авиационной дивизии. После войны был командующим авиацией Московского военного округа, носил погоны генерал-лейтенанта. Но реально Василий Иосифович, носивший фамилию Сталин, службой занимался очень мало. По натуре он был игрок и гуляка. Увлекался спортом, но не самими занятиями, а тем, что создавал спортивные команды и «болел» за их успехи. Женат Василий был на дочери Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко, но этот брак продлился не долго.

Единственная дочь Светлана, по признанию многих, была любимицей отца.

Иосиф Виссарионович как бы жил сам в себе, никому до конца не доверяя тайн своей души и своих мыслей. Одиночество было его наиболее привычным состоянием.

Он много читал – в довоенные годы успевал просмотреть в день пять-шесть книг до 400–500 страниц. «Античный мир и мифологию знал исключительно хорошо, – отмечал В.М. Молотов. – Над собой много работал. Все писал сам» (Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым // КВС. 1990. № 23. С. 69).

Любил Иосиф Виссарионович также смотреть документальные и художественные фильмы. Это он делал в небольшом внутреннем кинотеатре, куда, как правило, приглашались некоторые члены Политбюро. Сталин комментировал фильм по мере его показа, сразу же делал замечания, высказывал пожелания.

«И.В. Сталин, – вспоминал С.М. Штеменко, – кроме праздничных концертов и спектаклей, которые обычно устраивались после торжественных собраний, нигде не бывал. Домашним его «театром» были музыкальные радиопередачи и прослушивание грамзаписи. Большую часть новых пластинок, которые ему доставляли, он предварительно проигрывал сам и тут же давал им оценку. На каждой пластинке появлялись собственноручные надписи: «хор.», «снос.», «плох.», «дрянь». В тумбочке автоматического проигрывателя, подаренного И.В. Сталину американцами, оставлялись только пластинки с первыми двумя надписями. Остальное убиралось. Кроме проигрывателя, имелся патефон отечественного производства с ручным заводом. Хозяин сам переносил его куда надо.

Нам, кроме того, была известна его любовь к городкам. Для игры в городки разбивались на партии по 4–5 человек в каждой, конечно, из числа желающих. Остальные шумно «болели». Играли, как правило, 10 фигур. Начинали с «пушки». Над неудачниками подтрунивали, иной раз в озорных выражениях, чего не пропускал и Сталин. Сам он играл неважно, но с азартом. После каждого попадания был очень доволен и непременно говорил: «Вот так мы им!» А когда промахивался, начинал искать по карманам спички и разжигать трубку или усиленно сосать ее.

На даче не было ни парка, ни сада, ни «культурных» подстриженных кустов или деревьев. И.В. Сталин любил природу естественную, не тронутую рукой человека. Вокруг дома буйно рос хвойный и лиственный лес – везде густой, не знающий топора.

Невдалеке от дома стояло несколько пустотелых стволов без ветвей, в которых были устроены гнезда для птиц и белок. Это было настоящее птичье царство. Перед дупляным городком – столики для подкормки. Сталин почти ежедневно приходил сюда и кормил пернатых питомцев» (Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 2. С. 39–40).

Тот же Штеменко отмечает и другие привычки Сталина.

«На кухне дачи, – писал он, – кроме обычной плиты, где готовились простые, здоровые блюда, имелась специальная печь. И – самое примечательное – за деревянной перегородкой была большая русская печь, в которой пекли хлеб. Кроме того, по рассказам работавших здесь людей, когда уж очень донимал его радикулит,