Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

Поскольку осада Тулона затягивалась, что мало радовало республику, Национальный Конвент, теряя терпение, начал менять главнокомандующих. Жан Франсуа Карто (1751–1813) — «художник» (как его называли), в прошлом жандарм, а потом то ли живописец, то ли маляр, был в качестве военачальника совершенным невеждой. «Он ничего не понимал ни в крепостях, ни в осадном деле», — вспоминал о нём Наполеон на острове Святой Елены[243]. Зато о себе Карто был преувеличенно высокого мнения, что и демонстрировал всем своим видом: «Весь с головы до ног раззолоченный, надутый революционною спесью, он расхаживал в кругу офицеров и комиссаров, как петух в курятнике»[244]. К юному капитану-артиллеристу Буонапарте «раззолоченный» генерал относился не без симпатии (шутливо называл его «капитан Пушка»), но едва ли тогда знал ему цену.

«Революционную спесь» Карто и его невежество в том, что касалось военного искусства, Наполеон смог ощутить в полной мере, когда излагал на совете у генерала свой план освобождения Тулона. «Вещее ясновидение, которое составляло существо его военного гения»[245], подсказало ему верный ход мысли и дела: единственный ключ к Тулону — форт Эгийет, который господствовал над входом в гавань. «Надо взять Эгийет, и не пройдёт недели, как мы будем в Тулоне», — говорил Наполеон генералу Карто ещё до совета, а на совете взял карту, показал генералу, где форт Эгийет, и воскликнул: «Вот где Тулон!» Карто снисходительно улыбнулся, подтолкнул локтем сидевшего рядом с ним комиссара и шепнул ему: «Малый, похоже, не силён в географии»[246].

23 октября Карто был уволен с поста главнокомандующего под Тулоном. Вместо него Конвент прислал генерала Франсуа Амедэ Доппе (1753–1800). То был, подобно Карто, не столько военный, сколько художник своего рода: медик по образованию и беллетрист, сочинитель романов. «Такой же невежда в области военного искусства», — вспоминал о нём Наполеон, сравнивая его с Карто, а к тому же ещё «враг всех людей, у которых замечался какой-либо талант»[247].

К счастью для Наполеона и его солдат, Доппе продержался в должности главнокомандующего меньше трёх недель. С 16 ноября его заменил Жак Кокиль Дюгомье (1738–1794), настоящий генерал, воин с 40-летним опытом, герой войны североамериканских колоний Англии за независимость 1775–1783 гг., «ученик Вашингтона»[248], Наполеон, считавший его (при разнице в возрасте в 31 год) своим «личным другом», так вспоминал о нём: «Он обладал всеми качествами старого воина. Сам чрезвычайно храбрый, любил храбрецов и был любим ими. Он был добр, хотя горяч, очень энергичен, справедлив. Имел верный военный глаз, был хладнокровен и упорен в бою»[249].

С назначением Дюгомье не только Наполеон, но и вообще все, кто всерьёз разбирался в военном деле, увидели, что теперь командовать армией будет настоящий воин. Отныне наполеоновские канониры больше не ворчали, как ранее: «Хватит с нас разных маляров и медиков!»

Именно Дюгомье внимательно воспринял и всецело одобрил план освобождения Тулона, который Наполеон безуспешно пытался втолковать ещё генералу Карто. Теперь «капитана Пушку» поддерживали комиссары Конвента — не только Кристоф Саличетти и редкий среди комиссаров военный специалист Тома-Огюстен Гаспарен, но и ещё более влиятельные Поль Баррас (будущий глава Директории) и в особенности Огюстен Робеспьер — младший брат самого могущественного тогда во Франции человека. Саличетти уже хорошо знал Наполеона по Корсике, остальные комиссары присмотрелись к новичку за время осады Тулона и разглядели в нём уникальный талант военачальника.

В самом деле, менее чем за три месяца своего тулонского бытия Наполеон сумел добиться почти невозможного. «Чтобы оценить, как следует, что он сделал при осаде Тулона, — справедливо заметил Д.С. Мережковский, — надо понять, какие трудности пришлось ему преодолевать»[250]. Начал он с того, что ревизовал, обновил и пополнил артиллерийский парк. Бракованные орудия (а таких оказалось немало) он снял с вооружения и затребовал, ещё в большем числе, новые. «Реквизиции делались им повсюду, — пишет о нём Д. Чандлер. — Пушки спешно перебрасывались под Тулон из Марселя, Авиньона, из Итальянской армии»[251]. Наряду с пушками изыскивались необходимые запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия, ибо, как это сразу увидел Наполеон, недоставало всего. «Нечеловеческими усилиями, — читаем о нём у того же Д. Чандлера, — в конце концов ему удалось набрать почти сотню пушек и достаточное количество 24-фунтовых и дальнобойных мортир (орудий с короткими стволами для навесной стрельбы. — Н.Т.). Обеспечение надлежащего воинского состава тоже стало проблемой, но Буонапарте не растерялся. По его просьбе комиссары Конвента объявили принудительную мобилизацию местных отставных артиллерийских офицеров, а пехотные офицеры были направлены на ускоренное обучение артиллерийской стрельбе под орлиным оком главного канонира», т.е. Наполеона[252].

Всё это Наполеон буквально пробивал сквозь косность и откровенное противодействие генералов Карто и Доппе, которых этот «юный всезнайка», да к тому же ещё «пришелец» с Корсики озадачивал. Но не убеждал. Потеряв терпение, Наполеон пошёл на рискованный шаг, грозивший в случае неудачи крахом его карьеры. 25 октября, когда Конвент уже решил снять Карто с поста главкома, но под Тулоном об этом ещё не знали, Наполеон обратился с призывом о помощи в Комитет общественного спасения. Так назывался орган, который был учреждён 6 апреля 1793 г., избирался Конвентом, но к осени этого года стал фактически высшим органом власти в стране. Возглавлял его Максимилиан Робеспьер.

В обращении Наполеона к членам Комитета общественного спасения говорилось: «Первая мера, которую я вам предлагаю, — чтобы вы послали сюда командовать артиллерией какого-нибудь артиллерийского генерала, который сможет, — хотя бы только в силу своего ранга, — потребовать уважения к себе и справиться с кучей невежд в штабе, с которыми приходится без конца спорить, предъявлять им уставы и заставлять их принимать меры, теоретически и практически аксиомные для любого артиллерийского офицера»[253].

Это обращение энергично поддержал комиссар Гаспарен, а возможно и другие комиссары Конвента, среди которых был и Огюстен Робеспьер. Так или иначе, Комитет общественного спасения откликнулся на просьбу капитана Буонапарте и прислал к Тулону генерала Жана дю Тейля. В тот момент Наполеон не мог бы пожелать для себя лично ничего лучшего. Дю Тейль одобрил все его распоряжения и, номинально исполняя обязанности начальника всей артиллерии, предоставил Наполеону безраздельную свободу действий. Разумеется, Наполеон воспользовался такой свободой в полной мере.

Собрав достаточное количество орудий, он математически продуманно расставил их по своему «вещему ясновидению» в самых выигрышных для него позициях. Правда, одна из батарей, прямо против форта Мюльграв, оказалась в зоне английского