Берлинская операция. Сборник воспоминаний - Василий Иванович Чуйков

и все же упорно держались за котбусский узел обороны. Для них было ясно, что с падением этого важного пункта обороны и крупного узла дорог рухнет вся их система обороны на этом участке и обнажится фланг 9-й армии, которая все еще упорно оборонялась, стоя фронтом на восток: главными силами – против 1-го Белорусского фронта, а частью сил – против нашей правофланговой армии Гордова.

Мы же не могли в данном случае ограничиться окружением котбусского узла. Слишком чувствительно нарушал этот узел всю работу наших тылов. Пока он не был взят, нам приходилось обходить его проселочными дорогами, с большим трудом организуя подвоз и горючего и боеприпасов, в особенности для танковых армий.

В этот день я поехал к Гордову и провел, как говорится, «воспитательную работу». Моей целью было укрепить решимость командования 3-й гвардейской армии как можно скорее покончить с котбусской группировкой.

Общая атака на котбусский узел была намечена на следующий день, причем предполагалось помочь Гордову крупными силами авиации и артиллерии.

На остальных участках нашего фронта в этот день дело обстояло таким образом. 13-я армия Пухова силами двух корпусов продолжала наступать на запад вслед за танковыми армиями и прошла к вечеру тридцать километров. 5-я гвардейская армия Жадова тоже частью сил продвигалась на запад, а частью сил во взаимодействии с левым флангом 13-й армии громила окруженную шпрембергскую группировку врага.

Мы хотели до наступления ночи кончить со шпрембергским узлом, столь же неприятным для нас на левом фланге, как котбусский на правом. Для разгрома шпрембергского узла была создана сильнейшая артиллерийская группировка из четырех артиллерийских дивизий прорыва плюс мощная армейская артиллерия. В общей сложности по Шпрембергу должны были вести огонь тысяча сто десять орудий и сто сорок гвардейских минометных установок.

Погода в этот день не особенно благоприятствовала нам, но, тем не менее, мы ударили по шпрембергскому узлу не только артиллерией, но и авиацией, совершившей за день более 1200 самолетовылетов. И когда в одиннадцать часов утра после артиллерийской подготовки 33-й гвардейский стрелковый корпус Лебеденко пошел на штурм, он не только овладел самим Шпрембергом, но и продвинулся за него на пять-шесть километров.

Одновременно 32-й гвардейский стрелковый корпус армии Жадова и 4-й гвардейский танковый корпус продвинулись на запад на двадцать километров.

Однако 34-му гвардейскому стрелковому корпусу, обеспечивавшему наступление 5-й гвардейской армии и находившемуся на ее левом фланге, пришлось растянуться на шестьдесят километров. Этот корпус продолжал поддерживать тесную связь со 2-й армией Войска Польского и с нашей 52-й армией Коротеева, действовавшими на дрезденском направлении.

В этот день на фронте армии Жадова сложилось очень интересное оперативное положение. Один его корпус шел вглубь, развивая наступление, другой успешно штурмовал крупный укрепленный узел, третий вынужден был растягиваться на широком фронте, обеспечивающем эту операцию.

Говоря об этом, хочу подчеркнуть, что именно тогда действия войск фронта приобрели резко маневренный характер не только в острие прорыва – там, где танкисты подходили к Берлину, – но и на флангах главной ударной группировки фронта.

Оценивая же разгром шпрембергского узла, следует особо отметить не только сложность организации этого боя, но и те возможности, которыми к этому времени располагали войска фронта для быстрого сокрушения препятствий, встречаемых в ходе выполнения задачи. У нас были достаточно мощные и современные средства, позволившие в самый короткий срок и без помех для продолжающегося наступления основных сил ударной группировки фронта разделаться с такими опорными пунктами, как Шпремберг, и тем самым расчистить себе дальнейший путь для выполнения общих задач операции.

Однако мало располагать мощными средствами борьбы. Надо уметь правильно использовать их. Как раз с этой самой важной задачей, не могу не отметить это, успешно справились командующий 5-й армией генерал-полковник Жадов, его штаб во главе с генералом Ляминым и командующий артиллерией армии генерал Полуэктов.

Вспоминая о действиях артиллеристов под Шпрембергом, не могу не рассказать о таком эпизоде.

На одном из участков нашего наступления, там, где вражеские танки продолжали свои попытки контратаковать, командир артиллерийского корпуса прорыва генерал Корольков проводил дополнительную мощную артиллерийскую подготовку. Условия для наблюдения у него были неважные: лесистая равнина, ни одной подходящей высотки, на которой можно бы удобно развернуть наблюдательный пункт. Но зато ему попался завод. Уже не помню, какой завод, – не в том суть. И вот генерал Корольков в азарте боя, чтобы лучше управлять всей артиллерийской махиной, забрался на самую макушку единственной на всю окрестность высокой фабричной трубы.

Я подъехал к его наблюдательному пункту как раз тогда, когда он находился в полной недосягаемости: сидел с телефоном на верхушке трубы, а центр управления огнем разместил внизу, под трубой.

Когда Корольков, слегка запыхавшись, слез с трубы, я не сдержался и спросил, как ему удалось туда забраться. Он пожал плечами и сказал: «Товарищ маршал, обстановка принудит – петухом запоешь».

Вслух, разумеется, я выразил неодобрение по поводу его пребывания на трубе, даже отругал. И формально был, конечно, прав, но в душе я восхищался этим командиром. Когда все достоинства командира сводятся лишь к тому, что он готов куда угодно залезть и где угодно показать храбрость, но при этом ни управлять подчиненными, ни руководить боем по-настоящему не умеет, – это беда.

Однако признаюсь, если образованный, превосходно знающий свое дело командир непременно хочет видеть обстоятельства боя своими глазами, сам оценить подробности происходящего и ради этого, в интересах дела, готов забраться хоть на фабричную трубу, – я питаю уважение к таким командирам. А к их числу и принадлежал один из самых талантливых артиллеристов нашего фронта генерал Корольков.

Если говорить о действиях нашей главной ударной группировки 20 апреля, то в итоге их мы глубоко вклинились в расположение противника и на исходе дня полностью отсекли немецкую группу армий «Висла» от группы армий «Центр». Фронт немцев был в этот день фактически рассечен на две части. Левый фланг группы армий «Висла» оказался отброшенным на север и развалился под ударами наших танковых армий. Правый фланг группы армий «Центр» соответственно был отброшен на юг.

Немецко-фашистское командование все еще продолжало называть свою оборонявшую берлинское направление группу армий «Висла», хотя название это сейчас, после всего происшедшего, звучало уже смешно.

Чтобы дополнить нарисованную картину, приведу свидетельство одного из офицеров генерального штаба германской армии, опубликованное в четвертом томе военного дневника верховного главнокомандования германских вооруженных сил. Вот что писал этот офицер, фамилия которого при публикации дневника не была названа:

Когда в ночь с 20 на 21 апреля я докладывал Гитлеру о прорыве советских войск в районе Котбуса, который привел