Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин

Музыка Гленна Миллера давала атмосферу праздника.

Фильм складывался, но в самом конце съемок тяжело заболела мама.

Я прилетел в Киев, сидел у нее в палате, потом на выходные возвращался в Москву, смотрел отснятый без меня материал, а в понедельник снова летел к маме. К сожалению, спасти ее не удалось. Горе накрыло меня с головой. Я потерял самого дорогого человека в жизни. Прошло уже много времени со дня ее ухода, но для меня не подтвердилась расхожая истина, что время лечит. Не лечит.

Мама не увидела снятую картину. Она не узнала о большом успехе, который имел этот фильм в разных странах.

Тема нелюбви к детям оказалась актуальной на разных континентах, где показывали «Чучу».

Вспоминаю свой тур по Франции, где я ее представлял.

В одном городе, кажется, Нанте, показ проходил утром в 9:30. И назывался «Первый сеанс». Я решил, что первый, потому что ранний. И вот утром желтые автобусы подъезжают к кинотеатру, а оттуда выходят маленькие дети. Ну совсем маленькие, три-четыре года. Причем, как оказалось, им уже в детских садах показали «Чучу» на видео. А посему они несли с собой сделанных дома нянь.

Я спросил у устроителей:

— Что означает «Первый сеанс?»

Мне ответили:

— Это их первый в жизни киносеанс.

Вот тогда я заволновался. От меня зависело, полюбят эти дети кино в принципе, или мой фильм отвратит их надолго от экрана.

Я почувствовал себя братьями Люмьер перед показом «Прибытия поезда».

Дети расселись. Начался показ. После окончания устроители забегали с микрофоном по рядам, предлагая детям высказаться по поводу увиденного.

Одна девочка меня сразила:

— Мне два с половиной года. Я первый раз сегодня увидела кино. Если и второе кино будет такое же, то я кино обожаю!

Другой мальчик, постарше, поразил меня своей мудростью. Сначала он засыпал меня вопросами:

— Как это падает? Как снег сыпется?

Я остановил его поток вопросов своим встречным:

— Ты хочешь, чтобы я ответил на все?

Он оценил провокацию и сказал:

— Не надо. Я хочу сохранить миракль.

Миракль — это чудо по-французски.

И я был тронут до глубины души.

Именно там, в маленьком французском городе Нанте, я понял, вернее, утвердился в своем мнении, что с детьми не надо сюсюкать, что они, казалось бы, лишенные нашего взрослого опыта, воспринимают увиденное гораздо глубже. Что они готовы к серьезному разговору.

Никогда не говори «никогда»

В 1992 году меня пригласили для мастер-класса на студию Уолта Диснея в Лос-Анджелесе. Все фильмы тогда были на пленке, и я потащил через океан девять коробок своих фильмов. Мог бы ограничиться и четырьмя, потому что пять моих картин были в видеотеке киностудии Уолта Диснея.

Мастер-класс растянулся на трое суток, потому что руководство студии не могло допустить мои встречи во время рабочего дня. Я выступал перед американскими аниматорами только в обед. Они открывали свои пластиковые коробки с кормом и начинали жевать, слушая меня. Я проговорил с ними три обеда, показал им мои фильмы. Те, что они еще не видели.

По окончании мастер-классов ко мне подошел президент студии Уолта Диснея и предложил остаться в Америке. Я ему сказал, что у меня есть в Москве своя киностудия. И вообще, что я буду делать?

Он мне ответил:

— Сериал.

— Надолго? — спросил я.

Он махнул рукой в будущее, то есть навсегда.

Я сказал, что мне это неинтересно, что я никогда не буду снимать сериалы. К тому же он приглашал только меня, но не с моими коллегами.

Если бы я принял его предложение, то предал бы своих друзей, которые шли со мной и верили мне.

Короче говоря, отказался, сославшись на нежелание снимать сериалы.

И вот после съемок «Чучи» коллеги упросили меня продолжить историю мальчика и няни. И я, не желавший снимать сериалы, поддался. И стал думать о продолжении истории.

Сюжет придумался довольно легко.

Если в первом фильме речь шла о любви, то в следующем захотелось рассказать о дружбе. Такой дружбе, о которой каждый мечтает. О дружбе до гроба. О друге, для которого ничего не жалко. Ни своих сил, ни самой жизни. Конечно, эту историю необходимо было приправить романтикой.

Лейтмотивом фильма я решил сделать увертюру Исаака Дунаевского к фильму «Дети капитана Гранта». Музыка на все времена.

Я написал сценарий. Госкино его одобрило. Мы начали подготовительный период.

Моя авантюра заключалась в том, что местом действия я выбрал море. Море! В сухом павильоне! Мастера озадачились этой проблемой.

А я обратился к моему другу Владимиру Давыденко — композитору и аранжировщику. Мы с ним составили необходимые отрывки из разных произведений Исаака Дунаевского.

И дальше Володя начал колдовать на компьютере: он записывал музыку, используя музыкальные сэмплеры Британского Королевского филармонического оркестра. Когда Володя дал мне послушать получившееся, я был потрясен современными возможностями. Я, сын флотского офицера, музыку духовых оркест­ров впитавший с детства! А тут человек, сидя в Москве, набирает по ноткам все звуки, исполненные в Лондоне, и строит свои мелодии. Чудо, да и только!

Но для моего уха была излишняя правильность, гладкость исполнения.

Как женщина с абсолютно правильными чертами лица. Необходима небольшая неправильность, чтобы придать лицу большую привлекательность. Я это высказал Володе.

Он меня успокоил:

— Мы вызовем небольшую группу музыкантов из оркестра кинематографии. Они сделают свое наложение и удачно загадят фонограмму.

Ничего оскорбительного в адрес оркестра кинематографии. Просто должен был появиться живой звук.

Так мы задумали. Но жизнь непредсказуема. Очередного транша на новый проект не поступило, и я вынужден был изменить свои планы.

Мы сняли начальный эпизод «Чучи-2», который был без музыки, и замерли в ожидании денег от Министерства культуры.

Что делать? Требовалось что-то придумать, чем-то занять моих коллег. Очень дешевый проект, короткий метр. Но на каком материале? Про что?

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я придумал новый фильм на гениальную музыку Альбинони «Адажио».

«Адажио»

Тема толерантности — главная идея будущего фильма. О нетерпимости в обществе к людям, не похожим на них. Не похожим по цвету кожи, по религии, по другому мнению.

Моя притча будет о вечном наступлении человечества на одни и те же исторические грабли. О том, что человеческой глупости нет конца. Этот фильм никто не сможет назвать «мультиком». Я решил поговорить со своим зрителем всерьез.

На каком материале? На самом простом. На бумаге. Это будут персонажи, сложенные