Топит в тебе - Ана Сакру

– И вот мы ехали, – упорно продолжаю задрожавшим голосом, – И мама говорила, что ей никогда не было так стыдно. Что она там почти заживо сгорела от стыда. Что неужели они не научили меня, что такое хорошо, а что такое плохо. А я бесился, что меня так прессуют. Да и нападение – лучшая защита. Говорил, что придурок Курочкин сам виноват, нечего было закладывать меня биологичке и что пусть радуется, что я организовал ему внеплановые каникулы на ближайший месяц. Мама начала кричать, не выдержав, и… Все, – развожу руками, слепо уставившись в стену перед собой, – Удар, меня отключает, а когда прихожу в себя, она… Уже…

Я сдвигаю вместе брови на переносице и крупно сглатываю, не в силах договорить. Мелко трясет. Вижу, как дрожат руки.

– Макс, – шепчет Душка с таким состраданием, что щиплет в носу.

– Я поэтому на похороны так хотел, – глухо признаюсь, – Хотел сказать ей, что я все понял. Что знаю я прекрасно, что можно, а что нельзя. Что ей больше не будет стыдно. Что я по крайней мере постараюсь, чтобы не было.

– Я уверена, что ей не стыдно, – легонько толкает меня коленом Лида.

– Пока рано итоги подводить, мне не девяносто, – бормочу, усмехнувшись.

– Ладно, не будем забегать вперед, – смеется на это Душка.

И я тоже улыбаюсь, смотря на нее. Я словно пьяный. От облегчения, что просто произнес все это вслух, дофамином топит по самую макушку. Я будто внутри пустой и мне легко-легко. Непролитые слезы отступают, а вот возбуждённый жар во всем теле остается. И кажется только разгорается сильней, пока разглядываю девичье лицо напротив. Без косметики, почти детское и одновременно очень женственное, притягательное, такое милое…

Поддаюсь порыву, даже не собираясь думать. Протягиваю руку, обхватываю Лидин затылок, фиксируя, и целую ее в губы.

Она не отвечает и кажется даже не дышит от шока. Но ее губы мягкие и податливые, и, стоит чуть требовательнее надавить, как она приоткрывает рот и пускает мой язык. По позвоночнику тут же прокатывается тягучий жар, когда ловлю своим языком ее. Дыхание сбивается. Вкус сочного персика отравляет.

Я сейчас явно не в состоянии пойти дальше обычного поцелуя, но и от такого простого действия становится невероятно горячо. Зарываюсь пальцами в мягкие волосы, притягивая Лиду к себе ближе. Она, помедлив, с тихим стоном сдается и начинает отвечать. Здоровая рука ложится на мое плечо, гладит шею, трогает мое лицо. Всасываю ее язычок. Вкусная, какая же вкусная…

Телефонный звонок заставляет крупно вздрогнуть. Лида мгновенно отшатывается и растерянно моргает, будто не понимает, как этот поцелуй вообще мог произойти.

На экране моего телефона написано "Папа". Блин, точно, приехал уже наверно.

– Мне надо идти, – севшим голосом сообщаю Душке, – За мной отец пригнал.

– Иди, – отзывается, а взгляд все такой же дезориентированный.

– Я завтра постараюсь забежать, – обещаю ей.

– Да не надо, – бормочет смущенно.

– Надо, – отрезаю и снова тянусь ее поцеловать.

Не дается в этот раз. Резко отклоняется и нервно облизывает влажные от нашей слюны губы.

Расплываюсь в улыбке. Смотри, какая…упрямица. Ну упрямься, все равно уже не убежишь.

– Пока, – поднимаюсь с ее больничной койки.

– Пока…

29. Лида

Прошло минут пять, как за Максом медленно захлопнулась дверь, а я все так же сверлю ее белое полотно невидящим взглядом.

Все тело мелко вибрирует от смешения самых разных, но столь ярких эмоций. Руки потряхивает и немного кружится голова.

Внезапные откровения Максима тронули меня до глубины души, но, признаться честно, я давно что-то подобное подозревала. Его болезненное желание поступать "правильно" и "общественно одобряемо" часто перескакивало разумные пределы, наводило на мысль, что что-то не так, и было любимым поводом для троллинга от моего брата.

Сам Яр таким мягко говоря не страдал. Репутация "плохиша" наоборот ему льстила, и он ей нежно дорожил. Зато мой братишка, в отличие от Колобова, мучился болезненной гордостью, и Макс тоже не упускал возможности над этим посмеяться. У каждого из нас своя ахиллесова пята, своя рана. Каждая появилась не просто так – это все шрамы после маленьких и не очень личных трагедий. Вот только трагедия Макса вдруг оказалась настолько огромной и непереносимой, что у меня в горле так и стоял колючий ком, а на ресницах повисли слезы. Я слушала Макса и будто вместе с ним это заново переживала. В груди все ноет теперь, и ушиб тут не причем. Я не знаю, как помогают в таких случаях. Что говорят и делают. Лично я растерялась. Я могла только слушать. И мне было так искренне жаль, что это произошло. А потом он меня поцеловал… Влажный жар этого поцелуя до сих пор гуляет по телу приливными, удушливыми волнами.

Я не знаю, что чувствовал Макс. Чувствовал он вообще что-нибудь кроме физической прихоти, но меня будто пробило насквозь.

Для меня это вообще не про физику было, а про что-то гораздо более интимное, глубокое. Про то, что прячется внутри наших бренных тел и, кажется, зовется "душа". И теперь я сижу на больничной койке, слепо смотрю на закрытую белую дверь, а внутри меня идеальный шторм, потому что я окончательно запуталась, что правильно, а что нет.

Как реагировать и как поступать. Макс вдруг ведёт себя так, словно мы уже встречаемся. Но я ему не верю. Именно потому, что давно знаю. Он не умеет так быстро переключаться. Только утром расстался с Любой, а значит ночь провел с ней, поругался и… Сразу ко мне?! Я для него "подорожник" от Любы или это чувство вины за аварию гонит его в мою сторону? Или даже все вместе – о, тогда это очень крепкий коктейль. В любом случае я не хочу ни первого, ни второго. Или… Хочу? Может плюнуть на все и попробовать?! Черт… Разве за свои чувства не стоит бороться? Вот только высечь их в другом не поможет никакая борьба. Но все же… Попробовать… Скрип открывающейся двери заставляет вздрогнуть и выплыть из омута своих мыслей. Черноволосая голова брата появляется в дверном проеме. – Привет бедолагам, – лыбится Ярик, а взгляд серьезный, ощупывающий.

Будто сканирует меня на предмет повреждений не хуже заправского хирурга.

Брат делает шаг в палату, и за ним тут же появляется Эндж.

– Привет, дорогая, ну ты как? – обеспокоенно тараторит подруга, и через секунду уже аккуратно обнимает меня.

– Да все хорошо, не переживайте. Вы чего так поздно? Зачем?

От того,