Трагический оптимизм. Непрекращающийся диалог - Евгений Александрович Ямбург

Играя с детьми краплеными картами, мы выглядим в их глазах лицемерами. Но, лишаясь их доверия и уважения, мы автоматически перестаем быть воспитателями. Образуется педагогический вакуум. В разряженной атмосфере педагогической пустоты на обезвоженной догматической почве взрастают и бурно расцветают лишь цинизм и аморальность. Примерам несть числа. Достаточно протестировать социальные сети. Но я не собираюсь этого делать, поскольку в фокус внимания бесчисленных блогеров не попадает главный трагический аспект переживаемого момента, который с легкой руки В. Розанова мы можем с полным основанием назвать сумерками просвещения.

Как же много зависит от профессионализма педагога! Но где же этот профессионализм приобретается? Понятное дело, что в процессе непосредственного общения с детьми. На его шлифовку практически уходит вся жизнь. Но ведь в школу приходят люди, получившие соответствующее образование. Почему же часто происходит так, что люди без педобразования оказываются успешнее своих коллег, специально готовившихся к учительской деятельности? На этот феномен обратил внимание Розанов.

Обратная пропорциональность «учености» и «педагогичности»

Этот мыслитель вновь угадал – во всё тех же «Сумерках просвещения»:

«Да простит читатель мимолетное отступление. В „Военно-полевой хирургии“ покойного Пирогова, на первых же страницах и раньше объяснения всяких частых болезней и способов их лечения, развивается понятие особой, специфической предрасположенности к дурному течению и неблагоприятному исходу болезней в огромных госпиталях, и о том, что при всех неудобствах, бедности, недостаточности средств, в легких бараках, не имеющих специфического этого яда, лечение идет лучше. Это в высшей степени применимо к школе: берегите маленькие школки, плодите их и недоверчиво смотрите на всякую огромную, в 2–3 этажа, педагогическую махину, со многими сотнями учеников, десятками учителей. Можно быть уверенным, все недостатки школы здесь есть в увеличенном виде, „течение всех болезней – дурно“. Я говорю это к тому, чтобы внушить читающему мысль, да какой степени не только допустимо, но и желательно развитие между и гимназией и семьею частных школок, с оборванными программами, с неполнотою в проходимых предметах, так сказать ½ – ⅛ гимназии, руководимой частным учителем, где семья находила бы помощь своей работе, могла бы получить то пособие, например в математике и языках, которого не в силах сама оказать. В такой школе всякий недостаток ученика рано виден, вовремя может быть поправлен; всякая мать в такую школу может прийти с указанием необходимости обратить внимание на этот или тот недостаток сына. Здесь возможно общение, которое в сущности невозможно между семьею – слишком малым миром и гимназией – миром слишком большим и сложным, „высокоумным“. Если такие школы будут руководиться не кандидатами университетов (хотя почему бы и нет?), недостатка в них не будет: кто знаком с постановкою учебного дела в гимназиях, наблюдал, вероятно, до какой степени часто учителя, приближающиеся к типу „ученого“, страдают недостатками как педагоги, и как часто учителя, еле-еле окончившие курс университета и иногда в нем вовсе не бывшие, бывают виртуозами-педагогами, перед коими „ученые“ – если они в то же время и умны – преклоняются с удивлением и истинным уважением. Даже как-то, почему-то „ученость“ и „педагогичность“ чаще всего обратно пропорциональны – вопрос тонкой и сложной психологии, который здесь мы не будем разбирать» (выделено мной. – Е. А.).

А вот нам имеет смысл разобрать.

Стрела, посланная философом сто с лишним лет назад, точно попала в цель.

Во-первых, его обращение к медицинским трудам Пирогова, который, помимо прочих своих заслуг, был незаурядным педагогом, сегодня оправданно как никогда. И вот почему.

С педиатром, академиком А. Г. Румянцевым, мы совсем недавно плакались друг другу в жилетку. Александр Григорьевич убежден в том, что исчезновение семейного доктора (врача общей практики) нанесло сокрушительный удар по здоровью нации. В классическом варианте семейный доктор наблюдает семью долгие годы и даже десятилетия. Он врачевал еще бабушек и дедушек, наблюдал за здоровьем родителей, а теперь продолжает пестовать их детей. Его сила заключается в том, что он досконально знает данную семью. В эти многогранные знания включены сведения о наследственных патологиях, о внутрисемейных отношениях, включающих такие тонкие материи, как напряженные скрытые внутрисемейные конфликты, проблему лидерства (кто в семье главный – папа или мама?). Все эти факторы влияют на психосоматическое развитие ребенка. Знания о наследственных патологиях позволяют на ранних стадиях предупредить (купировать) развитие болезней у детей, благо современные методы диагностики и лечения позволяют это сделать. Если надо, такой врач направит ребенка к специалисту. Ключевым здесь является тезис «если надо»!

Как это ни покажется странным, такой врач не лечит ребенка, а консультирует его мать, руководя ее действиями по оздоровлению собственного чада. Главным эффективным ресурсом такого семейного врача является то, что он располагает временем на разговоры.

А что мы наблюдаем сегодня? Семейные врачи вымерли как класс. Объединение медицинских учреждений в крупные холдинги с детальной специализацией медиков (по более чем 120 специальностям) привело к тому, что зачастую сегодня терапевт не осматривает пациента, а, повернувшись к нему спиной, фиксирует в компьютере сведения о его состоянии здоровья, чтобы дать направления к тому или иному специалисту, вне зависимости от того, есть ли в этом необходимость. На осмотр и разговоры нет времени. На одного пациента по нормативу отведено не более 12 минут. Оплата врачебных услуг зависит от количества пропущенных через врача клиентов. Одним словом, работает медицинский конвейер. Но поговорить о здоровье одинаково необходимо и молодым мамам, и в не меньшей степени пожилым людям. Примечательно, что на Западе специализация медицинских работников не является столь детальной – она сведена максимум к пятидесяти специалистам (тем самым узкая специализация по левому и правому уху исключена).

Но подобная ситуация складывается в крупных городах и с образованием: школы и детские сады объединяются в большие комплексы, где за тысячами учащихся трудно увидеть отдельного ребенка с его когнитивными особенностями, психосоматическим статусом и девиациями. Тенденцию к укрупнению образовательных учреждений углядел более ста лет назад В. Розанов. И не только ее.

Планомерная ликвидация педагогических вузов, с присоединением их к классическим университетам, больно ударила по подготовке педагогов. Делалось это подчас формально и коряво. Так, в одном из регионов сельскохозяйственная академия была спешно преобразована в университет, а к нему тут же присоединили дефектологический факультет близлежащего педагогического вуза. Согласитесь, сам факт такого слияния, когда дети с ментальными заболеваниями приравнены к братьям нашим меньшим, выглядит оскорбительно.

Тенденция поглощения педагогических вузов университетами обосновывалась необходимостью поднять научный уровень преподавания в школах. На деле педагогические факультеты, как правило, воспринимались руководством университетов как бесплатное приложение. Что было вполне естественно при спускаемых сверху планах,