Либежгора - Рустам Разуванов

– Ага, чтоб его волки сперли? Ты забыл? Хотя ты-то еще маленький был, не помнишь…

– Что не помню?

– Когда волки зимой-то по деревне ночью бродили и с голодухи всю скотину крали… С крыш на людей бросались.

– Как?..

– Как-как! Молча! Хлева проламывали, медведя тогда еще с берлоги-то выкопали. И вон Нинку Болотовых в ту же зиму-то перед Новым годом в аккурат и загрызли.

– Человека съели? Я слышал, что это бывает очень редко.

– Ну, вот тебе и редко!

– А как это произошло?

– Ну как, они с Колькой ведь, Рита, не помнишь?

– А?

– С Колькой ведь, говорю, гуляли-то? Нинка-то?

– А… Да, до Горки они шли, кажется.

– Ну да, зимой той лютой.

– Лютой? Холодно было, что ли?

– Да что холодно, брось ты. Понятно, что оно холодно. Лютая, потому что волки с голодухи поперли.

– В деревню?

– Ну а какжно! Собак у всех вытаскали! Вот тебе и будка. У всех, кто в деревне, кто за Горкой был, у всех повытаскивали.

– Прямо из будки, что ли?

– Да! А у тети Люси – помнишь, Таня? Тоже ведь утром вышла и кровавый след от будки до самого леса.

– Да-да! Было, с будок у всех, у кого на цепь посажены были, с цепей собак и посрывали да в лес утащили.

– Мда уж, а что с этой Ниной?

– Гуляли они! С Колькой!

– Да, с клуба как раз шли вроде. Шли и видели как огоньки-то красные рядом бегали.

– Огоньки красные?

– Ну! Глаза у них всегда светятся! А ты не помнишь, как вы с мамой один раз под новый год с автобуса поздно возвращались? Какой год – позатот вроде?

– Ну да, позапрошлый.

– Ну вот.

Я действительно вспомнил, как мы шли в темноте поздним вечером через все те же леса, от автобусной остановки в соседней деревне. И всю дорогу, пока мы шли, по бокам мелькали красные огоньки, словно угольки от горящей папиросы. Только эти огоньки перемещались с очень большой скоростью. Кругом, то с одного боку, то с другого, а иногда появлялись и сзади. Я не знал, что это, а мама не оборачивалась, лишь смотрела вперед и просила меня идти как можно скорее. Наверное, она была сильно напугана, а я не обратил на это внимания, потому как и сам испытывал страх, смешанный с любопытством, при виде этих огоньков. Лишь когда мы уже пришли в деревню и рассказали об этом людям, деревенские мужики с видом бывалых знатоков рассказали нам, что это волчья стая преследовала нас. После этого мне стало действительно не по себе. Но нас уверили, что волки почти никогда не нападают на людей, только в голод. И что нынче их можно не бояться, хотя то, что они преследовали нас стаей, – нехороший знак.

– Вот так же, шли, да огоньки то тут, то там.

– И?

– Шли, она-то сразу испугалась, говорит, давай скорее.

– Да оба они испугавшись были, – добавила мама.

– Ну, не сильно, видать. Так-то хотя бы на дерево, может, залезли бы.

– Да, может, и не тронули бы их.

– А так скорее шли… И все.

– И?

– Ну и все… Колька рассказывал, что только вот говорили о чем-то, он отвернулся, потом голову поворачивает – и только серое вместо Нинки. Что-то промелькнуло, скрежет, рык, ой, слов нет!

– Ужас, как вспомню его!

– Он в сторону-то отпрыгнул и только и видел, как ее уже драли, она и вякнуть не успела – ни крикнуть, ни звука подать.

– Еще ведь сказал, что один волк прям встал перед ним и рычать начал.

– Вот он и побежал. И всей истории конец.

– Как же так? А почему он не попытался ее отбить?

– Окстись, кого отбивать-то! Это вот парни тогда молодехоньки тоже его корили, что струсил, сбежал!

– Он потом сам этого не вынес и уехал отсюда навсегда.

– Ага, этот тут на печи лежать да советы давать каждый горазд. А посмотрели бы, как такие там оказались, сами бы быстрее всех убежали.

– Да и как отбить, ты что? Не собаки же, драться с ними, что ли, станешь?

– Тут с псиной-то не справиться! Полхаты разнесет, пока ты ее лупить будешь. А там волков стая.

– Да так же как ее, пикнуть не успел бы, сразу бы за глотку, и там же в снегу и остался бы вместе с ней. Хорошо еще, за ним не погнались.

– Во-во, а тогда молодежь тоже его все – «Прощенья тебе нет!» да «Трус!». Все на его совесть смерть ее вешали, оно хорошо-то, ширинкой да языком трясти – не хозяйство вести!

– Страшная зима была тогда.

– Вот и Тиму твоего, сколько раз возле избы ходили, все вытащить пытались. Он даже не лаял, все скулил только.

– Да, помню, мы с тобой еще на улицу с огнем выходили.

– Вот, а ты его в будку. Вот и не было бы твоего Тимы.

– Да, страшно было, еще майор ведь говорил тогда всем, чтоб за скотиной даже не смели выходить! «Если услышите, как рядом бродит кто или скотину дерет, двери и окна все на засовы и сидите до утра!» Несколько человек ведь задрали тогда в окрестностях.

– Дак они на крышу забирались: сумасшедшие, видно, с голоду.

– Волки? На крышу? Как?

– А кто его знает, на крышу забирались и в хлеву проваливали ее, а потом еще и обратно со скотиной выбирались.

– Да как такое может быть?

– Вот так, не раз видели: в хлеву крыша проломлена, по стенам кровища, на крыше следы, а там и по снегу в лес.

– Вот это зверье.

– Ну, а я тебе о чем, они так же и в Кривом бабку какую-то загрызли, та вышла ночью скот проверить, и с крыши видать на нее и… За шею, тоже и пикнуть не успела.

– Да, еще соседи весь вечер в окна таращились и ничего так и не увидели, только наутро и узнали.

– Ой, как вспомню… Выходили мы, царица небесная! Тряпки на палки намотали, да подожгли. Помню, вышли и махали все с криками: «Эй, пшли вон отсюдова! Нечего у нас шастать, не дадим мы вам Тимку!»

– И следы, Таня, помнишь?

– Ну! И следы одни, в аккурат возле окошка его, хорошо еще окно под свиней маленькое сделано было, под кормежку, чтоб не высовывались.

– И Тима твой там скулил. Обоссавшись небось.

– А то бы и к нему залезли!

– Дак… – Тут Таня тихо