Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

В правительственных кругах царило настроение близкое к панике. Власти опасались, что взбунтуется вся гвардия.

Во дворе Преображенских казарм была найдена прокламация «Жалоба от Семеновского полка Преображенскому». «Смотрите на горестное наше положение! – говорилось в прокламации. – Ужасная обида начальников довела весь полк до такой степени, что все принуждены оставить оружие и отдаться на жертву злобе сих тиранов, в надежде, что всякий из воинов, увидя невинность, защитит нас от бессильных и гордых дворян. Они давно уже изнуряют Россию через общее наше слепое к ним повиновение». Преображенцев призывали «честно истребить тирана», то есть царя, а вместо него «определить человека великодушного», который бы управлял страною при помощи законов, полезных для народа.

В другой прокламации солдат призывали арестовать всех начальников и выбрать других «из своего брата солдата».

Весь полицейский аппарат столицы был поднят на ноги. Переодетые агенты шныряли по улицам, прислушиваясь к разговорам, толкались на перевозах у рек и каналов, на площадях. Собирая сведения, часами парились в банях. Проникали и в казармы. И доносили: слышно от измайловцев, что солдаты Преображенского полка выходят из повиновения и бунтуют против начальников; преображенцы же толкуют, что в Павловском, Гренадерском и Егерском полках неспокойно.

Волнение росло. Среди солдат появились агитаторы.

Рядовой Егерского полка Гущеваров говорил, что «семеновцам за поступок их ничего не будет, да и быть не может, чтобы за одного им несносного человека, варвара Шварца, променяли целый полк; за них вступится великий князь цесаревич и дело их решит, а коли не вступится, то вся гвардия взбунтуется и сделает революцию».

«Где справедливость и моления 1812 года? Все забыто, послуги наши» – так говорил писарь Измайловского полка.

Властями были приняты строжайшие меры для охраны города. Даже ночью в канцелярию генерал-губернатора приходили с сообщениями квартальные, приезжали с донесениями частные приставы, раза два в ночь являлся петербургский обер-полицмейстер Горголи. Во все концы города отправляли курьеров. «Тревога была страшная», – вспоминал Ф. Н. Глинка.

Через несколько дней после восстания семеновцев к министру внутренних дел графу Кочубею приглашен был для беседы статский советник Каразин, предупреждавший в своих доносах правительство о близости революции. Эту беседу Кочубей записал. Вот отрывки из нее:

«– Скажите, неужель впрямь видите вы ту опасность, о коей изъясняетесь?

– Несомненно. Опасность предстоит величайшая… Все жалуются. Правительство не уважается. Надобно послушать здешнюю молодежь. Она заражена самым дурным духом. Солдаты, возвратившиеся из-за границы, а наипаче служившие в корпусе, во Франции находившемся, возвратились с мыслями совсем новыми и распространяли оные при переходе своем или на местах, где они квартируют…

– Полагаете ли вы, что могут быть между солдатами люди, кои решились бы распоряжаться в виде начальников при каком-либо возмущении?

– Кто знает! Между солдатами есть люди весьма умные, знающие грамоте… Они так, как и все, читают журналы, газеты и проч.».

В заключение Каразин сообщил, что в городе все сочувствуют семеновцам и считают строгость тут употребленную «слишком великою».

Говорили, что царь узнал о восстании Семеновского полка от австрийского канцлера Меттерниха: они оба находились на конгрессе в Лайбахе.

– Все ли у вас спокойно, государь? – спросил Меттерних Александра. – По частным сведениям, вчера вечером полученным, один из ваших гвардейских полков взбунтовался, а именно Семеновский.

– Не верьте, – будто бы ответил царь. – Это сущая ложь; это мой любимый полк.

Получив донесение из Петербурга, Александр пришел в ярость. Бунт в его личной гвардии, в гвардии главного блюстителя порядка в Европе, главного охранителя самодержавного правления… Что сообщат в свои столицы иностранные послы? Что скажет Европа?

Александру очень хотелось доказать, что виноваты во всем штатские «крикуны» и «либералисты», что это они совратили солдат. Но «крикунов» не обнаружили. Пришлось признать, что солдаты действовали самостоятельно, что в армии неспокойно, что опора трона – армия – выходит из повиновения. Это было страшно, это было симптоматично. Александр решил примерно проучить непокорный полк. Восемь «зачинщиков» по приказу царя прогнали сквозь строй – шесть раз через батальон, – что было равносильно смертной казни. Около 600 солдат приговорили к наказанию шпицрутенами и плетьми. Остальных после долгих месяцев заключения отправили в отдаленные армейские части – кого в Сибирский корпус, кого на Кавказ. Туда же перевели и многих офицеров-семеновцев.

Так надеялся Александр I истребить в гвардии дух мятежа. Но получилось обратное. «…Не кто другой, как он сам, заразил всю армию, разослав в ее недра семеновцев», – сетовал великий князь Константин Павлович на недальновидность своего старшего брата.

Будущие руководители тайного Южного общества декабристов С. И. Муравьев-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин попали на Украину из Семеновского полка. Среди солдат восставшего в конце 1825 года Черниговского полка было немало семеновцев.

Восстание Семеновского полка явилось первым крупным выступлением в русской армии. В нем нашел выражение охватывавший все более широкие народные массы гневный протест против несправедливой, бесчеловечно жестокой крепостнической системы.

Глава восьмая

«По части иностранных дел»

На политической арене Европы после падения Наполеона ведущую роль играли две державы – Россия и Англия. Влияние Англии на мировые дела определялось ее преобладанием на морях, ее экономической мощью. Влияние России зависело прежде всего от ее военной силы. Все понимали, что именно русские войска нанесли решающее поражение «великой армии», и поэтому европейские монархи вынуждены были признавать главенство Александра I.

Мы очутилися в Париже,

А русский царь главой царей.

(«Евгений Онегин», гл. X)

И после войны русский царь стремился сохранить за собой положение вершителя судеб Европы. Он был инициатором Священного союза. Это соглашение монархов имело целью не только поддержание международного мира, но в еще большей степени борьбу с революциями. Александр I играл главную роль на «конгрессе государей» в Троппау и Лайбахе, где было принято решение выступить в защиту неаполитанского короля Фердинанда IV, которого народ принудил дать стране конституцию. В Италию послали австрийские войска, и в помощь им Александр готов был направить русский корпус. Царь стал главным действующим лицом и на конгрессе в Вероне, где монархи договорились об интервенции в революционную Испанию… Но основные интересы европейских держав отнюдь не всегда совпадали. Глава Священного союза, как, впрочем, и его партнеры, стремился не столько помочь другим, сколько упрочить свое собственное влияние и славу. Петербург стал центром, где пересекались интересы всех европейских – да и не только европейских – государств.

С петровских времен делами внешней политики России занималась Коллегия иностранных дел.

Список ее чиновников был непомерно длинен. Причина в том, что именитые русские дворяне, тем более столичные