ТСК: Особый случай/Точка преломления - Константин Владимирович Ежов

государство никак не вмешивается в этот процесс. Однако в личное дело заносят даже детские метрики из роддома. И если попался в школе с сигаретой, всё скрупулёзно зафиксируют, и жди проблем с трудоустройством, когда вырастешь. Особенно на фоне нынешних трудностей, это крест на своём будущем. Можешь делать все, что душе заблагорассудится, но, чтобы этого никто не увидел или не дай бог не заснял. Меня это мало касается, но всё равно есть проблема утраты контроля. Это кажется, фигня война, но даже пиво хоть чуть-чуть, да меняет восприятие, и никто не даст гарантий от влезания, в итоге, в неприятности. История помнит огромное количество конфликтов, возникших в результате. И да, из-за такого положения дел выбор безалкогольных напитков в магазинах широчайший.

— К нему, по моему сугубо личному мнению, лучше подходят сыры.

После этого замечания, до меня дошло, как я погорел со своим высказыванием. По идее, не должно быть таких ассоциаций у пацана моего возраста, да ещё и воспитанного в рамках местных понятий о приличии. Правда у нотариуса вопроса не возникло, или он сделал вид, будто не заметил. А может это и был намёк на толстые обстоятельства. Однако точно одно: расслабился слишком. Можно сказать, зарвался.

— Объясните мне ещё такой момент, что ещё за патронатные счета? — решил перевести стрелки со скользкой темы на действительно заинтересовавший меня вопрос.

— На них запрещено обналичивание, возможна установка лимитов как разовых, так и суточных, и, вообще, по любому сроку. Да и как иначе, не должно быть никаких возможностей по злоупотреблению доверием, в данном случае — вашим.

— Постойте. Может, чего-то не улавливаю? Такое ощущение — патронатный договор ограничивает дееспособность другой стороны.

— Так и есть. Сами посудите, вы будете ей давать деньги и вправе проследить их расходование.

— Может она, сама их будет зарабатывать.

— Это маловероятно. Иначе бы и не подписывался этот договор, — после этих слов Борис Моисеевич так со значением посмотрел в сторону Волынской-Младшей.

В общем-то, приходится признать его правоту. С её даром ей только в детективы податься, но терзают меня смутные сомнения. Там и своих таких, наверное, девать уже некуда.

— Расторгнуть договор могу только я?

Да, меня этот момент тоже удивил.

— В обычном порядке, да. В вашем случае, из-за её «третьего круга» возникает множество ограничений. Призовут её на сборы, к примеру. Или аннулируют, в государственных интересах. Также он может быть прекращён по иску третьей стороны.

Ладно, мне можно выкрутиться в мирное время от всяких манёвров, но стукнет восемнадцать…. На три года вперёд и с песней, в армию. Если не будет соответствующего военного образования, рядовым. Вообще не представляю, как выворачиваться. Никаких модификаций у меня нет!

— Если возникают этические вопросы, то для того я и существую, чтобы разъяснить Татьяне Игоревне все тонкости этой бумаги, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания. И ещё совет: стоит вести скрупулёзный учёт всех финансовых затрат, — добавил Борис Моисеевич.

— Для чего? — удивился его последнему замечанию.

— Это на случай, если ваши взаимоотношения не заладятся. Хоть это и не фигурирует в самом договоре, но сложилась практика выкупа, в нашем случае, самой Татьяной Игоревной, либо третьей стороной. В последнем случае только с её письменного согласия. И ещё. На этот же случай, хотя бы в простой письменной форме, заключите дополнительно соглашение.

— И что там прописать?

— Да что угодно, на ваше усмотрение. Смысл подобных договоров, в подготовке к принятию в род.

— Постойте. Вы хотите сказать….

— Трифон Агафонович, я не просто так оговорился про ваши «круги». Не думаю, что вы в вашем возрасте сможете силой контролировать её поведение даже родовым атрибутом, и заключение договоров протектората, кабалы и других подобных просто не имеет смысла. Да и деловые связи вас не связывают. К тому же, он только закрепляет ваши претензии, а вовсе не обязывает к чему-либо. Татьяна Игоревна же получает определённый статус и защиту, а всё остальное — её плата за это.

— Вот с этого и надо было начинать! Знать бы сразу, голову бы не ломал! Подписываем!

Это оказалось для меня сюрпризом — существование таких бумаг, не несущих дискриминационного смысла.

— Действительно, последние лет тридцать они почти вышли из употребления, и вы могли и не слышать про них. Тут нужно влезать в тонкости юриспруденции, а это как раз наш хлеб. Но сначала мне нужно провести разъяснительную беседу с Татьяной Игоревной, под камеру. Или вы хотите признания договора недействительным?

— Надо, так надо….

* * *

Где-то в глубине Индокитайского рынка.

— Тётушка, зачем мы здесь? — спросила девушка, указав взмахом подбородка на комнату, стены которой были почти полностью покрыты экранами.

— Люблю смотреть на людей. И помолчи. — Не мешай думать, что мне с тобой делать, — сказала пожилая женщина и уставилась на один из экранов.

На нём, как и на остальных, выводилось изображение с многочисленных камер, раскиданных по всему рынку. Где-то была бойкая торговля, на других — просто рассматривающие товар посетители, на третьих — кафешки с обедающими. Женщина даже толком не смотрела на них. Для неё это был своеобразный ежедневный ритуал. С куда большим удовольствием она прошлась среди живых людей, но послал бог наказание, в виде племянницы, очень дальней, даже почти и не родственницы. Раньше-то она даже гордилась их связью. Папа был министром промышленности и очень неплохим магом. Не таким, конечно, как те же русские «первых кругов», но с третьим мог и посоперничать. Для их страны не мало. Французы в своё время аристократию проредили сильно. Надеялись сломить волю народа к сопротивлению. Аукается это до сих пор. К тому же дружил он с этим русским «Палачом» ещё со времён сопротивления, что само по себе давало защиту.

Это для всего остального мира тот был монстром, а для их страны соратником, сделавшим очень много для её освобождения. Об этом не кричали на каждом углу, не писали в газетах, а передавали из уст в уста, чтобы помнить…. И вот его не стало. Говорят, не в первый раз, но враги решили рискнуть. Теперь у племянницы родственников не осталось, а сама она бежала в далёкую Русию. И что теперь с ней делать, просто не знала. То, что сейчас она голова местной «змеи» вовсе не значит, не найдут новую на замену. Преступный мир жесток, и тут самой бы уцелеть, а не защищать такую