Чудовище - Ushba

Но надолго меня не хватило. Хватая воздух ртом, как выброшенная на сушу рыба, я на подгибающихся ногах выбралась наружу и, не сделав и пары шагов, упала на четвереньки. Меня сильно мутило, а невесть откуда взявшаяся паника заставила забыть о палочке, и пузырь я попыталась разорвать голыми руками, но пальцы в перчатках только заскребли по поверхности с противным скрипом. Это меня несколько отрезвило, я нашарила дрожащими пальцами выпавшую палочку и со второй попытки убрала головной пузырь. Стало гораздо легче, холодный морской воздух окончательно прочистил голову, но не успокоил бунтующий желудок. Расставшись с завтраком и, судя по всему, ужином, я умывалась водой из фляги, когда откуда-то со стороны глухой старческий голос проскрипел:

— Ишь хто пожаловал-то!

Я резко подняла голову. На тропе, у развилки стояла завернутая в рваный балахон фигура. Понять, мужчина это или женщина, было невозможно.

— Мы знакомы? — брякнула я.

— Возвернулася, голуба, та, да не та... Неможется, милая? Ходим до мне, Шинейд поможет.

Старуха — если Шинейд это она — говорила на каком-то странном гаэлике, который я понимала через слово. Однако то, что она меня (меня или Тварь, вот в чем вопрос) знала и что приглашала в гости, понять было можно.

Идти пришлось недалеко: буквально за соседней скалой было нечто вроде хутора: старый полуразвалившийся дом, сарай и небольшой огородик. Чуть дальше сушились сети, а на камнях лежала лодка. Меня пригласили в дом и предложили настой на травах.

Однако пользоваться гостеприимством хозяйки я не спешила. Дождавшись, когда старуха отвернется, я быстро вытащила палочку и от души приложила ее невербальным Петрификусом. Поймала падающее тело, уложила на деревянный — да, этот дом явно знавал лучшие времена — пол и на всякий случай связала ее при помощи Инкарцеро. Гоменум ревелио показало, что кроме нас со старухой в доме никого нет. Чудненько!

Первая же попытка чтения мыслей Шинейд показала, насколько были оправданы мои действия: старуха вовсе не пыталась мне помочь, наоборот, вместо травяного настоя мне предназначался крысиный яд. Ведь фактически из-за меня восемь лет назад умер ее муж, Далвах Бойл. Впрочем, как по мне, помер — и хвала Всевышнему. Его женушка на этом свете задержалась ровно настолько, насколько мне потребовалось времени, чтобы прочесть ее воспоминания за последние десять лет.

Причина моей кровожадности проста — это они меня убили, и умерла я не так быстро и безболезненно, как Шинейд Бойл. Вовсе нет, моя смерть растянулась на долгие трое суток непрестанной боли и мучений. А я не мать Тереза, чтобы прощать такое, и то, что я бы умерла в любом случае — с вмешательством Бойлов или без оного — совершенно не имеет значения.

А я бы действительно умерла в любом случае: Далвах нашел меня на берегу, избитую и с простреленными коленями. Весьма характерные ранения, стоит отметить. А если добавить сюда мои неплохие, хоть несколько однобокие познания в фармацевтике, то вывод о моем прежнем занятии напрашивался сам собой, ведь именно таким способом боролись с пушерами католики из DAAD. Все же наркоторговля, вот дьявол! Loscadh is dó orm! (п/а: ирл. Чтоб мне сгореть! DAAD — организация прямого действия против наркотиков)

Но Бойлы не были сумасшедшими садистами, и на магловские дела им было плевать. Они были магами. Все пытки, что я претерпела в той самой скрытой Фиделиусом пещерке перед тем, как Далвах Бойл отрезал мне голову, были ритуальными и имели перед собой одну определенную цель: я должна была забыть себя. Мое сознание должно было быть разрушено в достаточной степени, чтобы стать расходным материалом для лечения чистокровной английской ведьмы. Платой за это лечение была жизнь и свобода единственного непутевого отпрыска семейки ирландских темных магов. Но то ли Вальбурга Блэк переоценила влияние своей семьи, то ли просто просчиталась в чем-то, то ли имело место обычное неудачное стечение обстоятельств, но перед самым ритуалом Карбра Бойл погиб, так и не увидев воли, и его папенька об этом узнал. Он посчитал, что чертова англичанка его попыталась обмануть, и убил меня, так и не стерев окончательно мою личность. Судя по всему, я должна была проснуться много позже, когда английские обманщицы вернулись бы к себе, и доставить Блэкам немало неприятностей. Так оно и случилось, Бойл просчитался лишь в одном: я проснулась гораздо раньше, тем самым необратимо нарушив течение ритуала и убив Далваха. Правда, это лишь предположения. Шинейд осталась дома и не присутствовала на ритуале. Что там действительно случилось, она не знала, но она нашла обугленное тело мужа в месте, куда его должен был перенести порт-ключ. И пусть старуха была довольно слабенькой колдуньей, но за почти полвека с темным магом она нахваталась достаточно знаний, чтоб сделать верные выводы.

Она умерла легко, я ей просто свернула шею. А потом я ее похоронила рядом с мужем. После смерти Далваха она жила замкнуто и одиноко, почти не бывая в большом мире. Ни родни, ни друзей у нее не было, умри она своей смертью, никто бы и не заметил. Почему я не оставила ее на прокорм птицам? В конце концов, это благодаря Бойлам я еще жива. Так что я курила над могилой Шинейд Бойл и лениво рассуждала о том, что победить одно чудовище способно лишь другое. Что победители дракона очень быстро сами превращаются в драконов. Невеселые мысли. От них горчило на языке. Поэтому я докурила сигарету, уничтожила бычок и очистила сознание: у меня было еще много дел, а времени — не очень. К черту лирику! От Бойлов осталось несколько интересных вещиц, и мне очень хотелось разобраться в своеобразном наследстве прежде, чем настанет пора вернуться в Хинчли.

23. Затишье перед бурей

Новый год я встречала уже в Англии. В Хинчли все было тихо и спокойно. В Лютный я пока не рисковала соваться, разве что навестила Ясме. А поздним вечером второго января со мной связался Воробышек. При виде его сияющей физиономии мне стало нехорошо: это ликование значило лишь одно — его затея удалась. А затеи у шкета те еще.

Я оказалась права. Едва проговорив скороговоркой приветствие, мелкий выпалил:

— Патти, я его нашел!

— Кого нашел? — не поняла я. — Погоди, ты чего так орешь? Запалишься же!

— Неа, — отмахнулся Гарри.