Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов

вы не любите животных, сэр Герасим, — процитировал Кравцов. Возможно, фраза, сказанная в адрес собственного спасителя, прозвучала излишне резко (Ну, почти спасителя. Немалые шансы в схватке с пернатыми у Кравцова еще оставались.) Но больно уж легко и хладнокровно мальчик убил вороненка.

— Животных я люблю, — возразил паренек. — Самых разных. И слепого щенка, которого нашел тут на прошлой неделе, люблю. По-моему, он меня тоже. Но эти гадины выклевали ему глаза. Он никогда меня не увидит. И зовут меня не Герасим, а Даня. А вы писатель Кравцов? Есть в вашей сторожке аптечка? Кровь вам уже на воротник течет.

3.

Через полчаса они вышли из вагончика. Волосы вокруг ранки на затылке Кравцова были аккуратно выбриты, а сама она тщательно продезинфицирована и заклеена пластырем. Без помощи ворошиловского стрелка Дани, на ощупь, он едва ли справился бы так удачно.

Юный друг животных сказал:

— Я заметил — у вас ведь там ружье в чехле стоит?

Кравцов кивнул. Дробовик он привез вчера из города не для охраны Пашкиных плит — для предстоявшей вечером охоты.

— Пойдемте, покажу местечко, где стоит пострелять, если заваляется пара лишних патронов, — сказал Даня. — Это рядом. Я туда и шел, когда вас увидел.

Они обошли дворец, немного спустились по косогору. И Кравцов сам, без пояснений, понял, что за местечко имел в виду Даня. Это оказались растущие неправильным ромбом четыре громадные липы, похожие на те, что высились у фасада дворца. Но лишь похожие. Те, в парке, уже полностью оделись молодой листвой — у этих ветви только-только подернулись зеленой дымкой. Которая никак не мешала рассмотреть уродливые сооружения, просто-таки облепившие деревья.

Вообще-то, проводись между птицами архитектурные конкурсы, даже обычное воронье гнездо — неряшливое бесформенное вооружение из ветвей — не имело бы там никаких шансов. Но эти...

Перед Кравцовым предстала база атаковавших его воздушных агрессоров. Похоже, вороны гнездились здесь много десятилетий. Их постройки сливались в огромные темные комья, под которыми буквально прогибались толстые сучья. Птиц вокруг виднелось множество — правда, не агрессивных. Пока не агрессивных...

Плохо, что “Графская Славянка” расположена на территории пригородного заказника, где охота запрещена, подумал Кравцов. В охотничьих хозяйствах в последнее время вновь стали поощрять активно сдающих вороньи лапки охотников — льготными лицензиями, например. Чересчур уж расплодились пернатые разбойники — безжалостно уничтожают гнезда других птиц вместе с яйцами и птенцами, заклевывают зайчат, бельчат, других зверюшек... Здесь же с летучей чумой никто не борется. А зря.

Даня, впрочем, как раз собирался побороться. Достал из кармана новую пригоршню шариков.

— Будете?

Кравцов покачал головой:

— По-моему, бесполезно. Здесь их столько...

— Сам знаю, что бесполезно... Но нужно же что-то делать! Спилить бы к чертям эти липы... Так ведь на другие переселятся. Я в одной книжке читал: мол, надо гнезда вороньи не разорять — все равно они новых яиц нанесут; надо, дескать, их яйца — прямо в гнезде — иголкой проколоть. Тогда ворона будет их до упора насиживать, а новых не снесет... Хорошо бы того умника сюда привести и иголку в руки дать. Пусть слазает, попробует. Насмерть ведь заклюют...

Мальчик безнадежно махнул рукой и стал натягивать рогатку.

Кравцов поднял голову, ожидая результатов выстрела. Скрипучий голос раздался сзади неожиданно:

— Охотитесь? Мясом запасаетесь?

Голос был знаком. Дурацкая манера задавать вопросы тоже. Кравцов обернулся. За их спинами, опираясь на толстую палку, стоял старик — высокий, крепкий, костистый.

— Птичек божьих убиваете? — снова спросил старик.

— Здравствуйте, Георгий Владимирович, — вежливо приветствовал его Кравцов.

И подумал: Ворон пришел вступиться за ворон, дурной каламбур какой-то...

Именно такую фамилию — Ворон — носил пришелец, хотя Ленька Кравцов в детстве много лет думал, что это прозвище, как и у большинства деревенских. Ворон был старинным приятелем Кравцова-отца. Не то чтобы другом, а... Честно говоря, Кравцов-сын до сих пор не разобрался в подоплеке тех давних отношений. Дальних родственников у Кравцовых в Спасовке хватало — но тесных связей отец ни с кем не поддерживал. Зато с Вороном — когда наезжал в Спасовку — общался часто. В основном по поводу рыбной ловли — старик досконально знал все водоемы и водоемчики в не слишком богатой рыбой округе; хорошо изучил, где, когда и чем ловить. Рыбалка с ним всегда бывала успешной — по меркам здешних мест, понятно. Но попытки Кравцова-отца, страстно увлеченного этим занятием, вытащить Георгия Владимировича куда-нибудь на дальние и богатые рыбой водоемы — на Ладогу, Вуоксу или Чудское озеро — успеха не имели. Отчего-то старик не желал покидать Спасовку даже на два-три дня...

Леньке Кравцову казалось — и тогда, и теперь — что рыбалкой отношения отца с Вороном не исчерпывались, что было между ними и что-то еще, чего он по малости лет не мог понять и уразуметь...

Сам Ленька старика не любил. Именно за такую вот манеру неожиданно появляться за спиной в разгар их мальчишеских игр и задавать такие вот дурацкие вопросы. Потом Ворон (не слушая ответов или встречных вопросов) изрекал что-нибудь мрачное и малопонятное, звучавшее не то советом, не то пророчеством, — и уходил, не прощаясь. Впечатление от его визитов всегда оставалось неприятное — зачастую продолжать игру уже не хотелось.

Как выяснилось, Ворон за пятнадцать лет не забыл Кравцова.

— Смотри, Ленька, — проскрипел он. — Смотри внимательно по сторонам, когда вверх стрелять будешь. И за спину поглядывай.

Развернулся и пошел вверх по косогору, к дворцу. Манеры старика ничуть не изменились за прошедшие годы.

Даня, присутствие которого Ворон проигнорировал, сделал вид, что натягивает рогатку, метясь в спину уходящего. Сказал вполголоса:

— Ворон здешних мест... Ходит, каркает...

Лицо у него стало жесткое, недоброе. А лексика и манера разговора — как Кравцов давно уже отметил — казались больше подходящими для взрослого человека, чем для мальчишки лет тринадцати — именно на столько Даня выглядел.

Интересно, что вырастет с годами из этого паренька, недрогнувшей рукой и без тени жестокости свертывающего головы воронам? — подумал Кравцов, всматриваясь в черты лица Дани, в глаза редкого синего цвета, контрастирующие с черными волосами. И вдруг увидел — не глазами, а внутренним писательским взором — его взрослым. Увидел невысокого, худощавого человека, опасного, как лезвие бритвы; безжалостного, но уверенного в необходимости и правильности всех своих поступков... Цыц! — прикрикнул Кравцов на свое писательское воображение. Потом спросил, внутренне сетуя на себя за недогадливость:

— Скажи пожалуйста, Даня — это сокращение имени