Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

– Кончай жрать – не пролезешь. И давай сюда твои очки! Похож я на шпиона?

День выдался удивительный: небо голубое, без помарок, точно промокашка в новенькой тетрадке, а море как по заказу неподвижное, чистое и невозможно прозрачное. Если бы не солнечные зайчики, прыгающие по дну, и мальки, снующие между камнями, не сразу поймешь, где начинается суша. Рябь возникала лишь оттого, что кто-то нырял с мола колуном. Сегодня можно было отчетливо рассмотреть подводную часть волнореза, неровно сложенного из выщербленных заросших блоков, между ними зияли проемы, местами довольно широкие, в один из них мне и предстояло залезть. Из щелей таращились, шевеля смешными клешнями, мелкие крабы, а черные морские собачки напоминали больших пиявок, присосавшихся к пористому бетону.

Ребята были в сборе и стояли как раз над входом в лабиринт. Выглядели они помятыми. Сиропчик держался за плечо, Яша то и дело потирал бок. Фазил еле ворочал шеей. У Нестора на колене виднелась приличная ссадина, полученная, наверное, когда он в падении подковывал Михмата. Ларик постоянно поправлял сползавшие с носа мои темные очки. Степки не было: то ли отлеживается, то ли боится нарушить запрет Алана. Вот тебе и научный сотрудник, дерется не хуже Попенченко! Один отметелил шестерых! И только наш вожак был бодр, подтянут, невредим и поглядывал на «инвалидную команду» с сердитой усмешкой. Поигрывая мускулами, Ихтиандр подошел к юному князю, приподнял оправу и, оценив лиловость синяка, присвистнул:

– Хорошо он вас отделал, но мало! Я же говорил, не суйтесь!

Потом он занялся мной, заставил снять майку, придирчиво осмотрел и потрогал мою спину в нескольких местах:

– Не больно?

– Нет, немного щекотно…

– Смотри, Юрастый, если что не так, лучше отложить, да и поздновато уже – скоро полудёнка пойдет.

– Даже не знаю. Наверное… – заколебался я и вдруг увидел приближающуюся Зою.

Она, улыбаясь, помахала мне рукой. Черно-белый купальник с полуколечками и светлая кепочка, заломленная, как у Гавроша, делали ее похожей на девушку с обложки «Польской моды». Местные пляжницы смотрели на пришелицу с удивлением и даже перешептывались по поводу ее бикини. Рядом со студенткой вышагивал, дымя сигаретой и гордясь своими волосатыми ногами, сутулый Гога – в непромокаемых плавках-шортах. Слева от него шла Тамара в резиновых тапочках и смешном желтом купальнике с рюшами.

– Смотрите, кого я привел! – ухмыльнулся Немец, обняв обеих девушек чуть ниже талии.

К моей радости, попутчица раздраженно спихнула его руку со своего бедра, а вот ткачихе, наоборот, это наглое поползновение понравилось, и она едва ли не прильнула к пижону. Какие же они легковерные дуры в этом Орехове-Зуеве! Даром что ударница коммунистического труда.

– Мы не опоздали? – улыбнулась Зоя, подойдя ближе. – Я сначала думала, вообще не получится вырваться. У нас такое вчера было, такое!

– И что же случилось вчера? – картинно удивился Алан, с презрением глянув на Гогу и с усмешкой на «инвалидную команду», постаравшуюся принять максимально беззаботный и невредимый вид.

– Представьте, какие-то гады напали на Михмата! – скорбно сообщил Немец, смеясь глазами. – Сдается мне, это каталы… Михаил Матвеевич вытурил их из бильярдной. Поквитаться хотели…

– Не на того напали! – вскипела студентка. – Десять человек!

– Десять? – удивился наш вожак.

– Может, и больше! – раскраснелась москвичка. – Но он их всех раскидал и поколотил.

– А чего они хотели? – поинтересовался Алан.

– Как обычно – закурить.

– А я думал, интересовались, как пройти в библиотеку. Остроумные хулиганы!

Ларик нервно поправил на носу очки. Скорее всего, он-то и обратился к Аникину с идиотской просьбой.

– Как они себя чувствуют? – участливо спросил Яша, и лишь веснушки, ставшие ярко-фиолетовыми, выдали его внутренний мандраж.

– Нормально. Только вот на ногу наступить не может. Думали сначала, перелом. Оказалось, сильный ушиб. Отлеживается в номере. Врач рекомендовал постельный режим. Мама страшно переживает. Непонятно, чем его ударили…

Нестор, как бы невзначай, повернулся боком, чтобы не бросалась в глаза ссадина на его колене.

– Главное, не перелом! – осклабился Гога.

– А еще Михмат хорошо запомнил этих парней, хотя они были в черных повязках, как в кино. Он обязательно их найдет! В милицию обращаться не будет. Сам разберется. Кровью будут харкать! – сурово добавила Тома, явно повторяя чужие слова.

Повисла тяжелая пауза, и все как-то странно переглянулись.

– Юрастый, а ты чего вчера сбежал? – меняя тему, ехидно спросила попутчица.

– М-м-м… Э-э… Хотел «Анну Каренину» досмотреть… – не сразу нашелся я.

Зоя и Тома переглянулись и рассмеялись.

– Терпеть не могу Самойлову, – фыркнула попутчица.

– Я тоже, – примазался Гога.

– Да и Лановому не графьёв играть, а в лучшем случае стахановцев, – заявила студентка, дернув плечиком.

– Почему? – удивилась ударница.

– Потом объясню. Может, тебе еще и Тихонов в роли Андрея Болконского нравится?

– Очень!

– Ну ты и дремучая.

– Где уж нам! – обиделась Тома.

Незаметно глянув на подруг, я увидел их такими же невероятно голыми, как вчера в свете мятущегося прожектора. Очевидно, выражение «раздевать глазами», попавшееся мне в книжке «Созвездие Девы», вовсе даже не фигуральное, а самое что ни на есть всамделишное.

– Хватит тянуть резину! – воскликнул я, почувствовав набухающее неудобство.

– Да, народу все больше, – поддержал Алан. – Скоро пойдет волна. Или Юрастый ныряет, или все переносим.

– Нельзя переносить! – встревожилась студентка. – В следующий раз нам трудно будет смыться. Михмат сказал: если здесь такой разгул преступности, он нас на веревочке теперь водить будет.

– Ну раз так, вперед, мой мальчик! – ласково произнес Гога. – Покажи, на что способны москвичи! – И покосился на Зою.

Меж тем пляж заполнялся. Пришли Батурины с Лиской и Рексом. Пес подбежал сначала к Ларику, потом ко мне, чтобы засвидетельствовать свое собачье почтение. Я потрепал его за ухом, словно прощаясь. А родня на берегу даже не подозревает, к какой жесткой испытухе готовится любимый племянник. Дядя Юра что-то обсуждал с Ардавасом, устало сидевшим на борту лодки, а тетя Валя сдружилась со случайной соседкой по лежбищу, громко обличая с ней рост цен на местном рынке и хамскую неуступчивость продавцов. Обе как потерянный базарный рай вспоминали дешевые пятидесятые годы. Беседуя, они лузгали семечки, по очереди сплевывая шелуху в бумажный пакет.

«1954–1969» – мелькнуло у меня в голове, но я усилием воли отогнал эту глупую мысль.

Башашкин, заметив нас на волнорезе, весело погрозил мне пальцем, видимо, припомнив мое вчерашнее позднее возвращение. Ардавас же похлопал друга по плечу, наверное, советуя быть снисходительным к подрастающему поколению, помня о грехах собственной молодости.

– Пора! А то полудёнки дождемся, – поторопил Алан. – Ты все запомнил? Вперед, налево, направо. Экономь воздух! В кубе