Реформация - Уильям Джеймс Дюрант

«Если ты вытянешь ноги, то пнешь в спину поэта»; на что бард отвечал: «И ты тоже, если вытянешь свои». 39 Мир Али Шир (ум. 1501), помимо того, что помогал править Хурасаном, поддерживал литературу и искусство, прославился как миниатюрист и композитор, был еще и крупным поэтом — одновременно Меценатом и Горацием своего времени. Именно его просвещенное покровительство дало помощь и утешение художникам Бихзаду и Шаху Музаффару, музыкантам Кул-Мухаммаду, Шайки На’и, Хусейну Уди и высшему мусульманскому поэту XV века — мулле Нуру’д-дину Абд-эр-Рахману Джами (ум. 1492).

За долгую и насыщенную событиями жизнь Джами успел прославиться как ученый и мистик, а также как поэт. Как суфий он изложил в изящной прозе старую мистическую тему о том, что радостное единение души с Возлюбленным — то есть с Богом — наступает только тогда, когда душа осознает, что самость — это заблуждение, а вещи этого мира — майя преходящих фантомов, тающих в тумане смертности. Большая часть поэзии Джами — это мистика в стихах, приправленная привлекательной чувственностью. В «Саламане ва Абсале» рассказывается красивая история о превосходстве божественной любви над земной. Саламан — сын шаха Юна (т. е. Ионии); рожденный без матери (что гораздо сложнее, чем партеногенез), он воспитывается прекрасной принцессой Абсал, которая влюбляется в него, когда ему исполняется четырнадцать лет. Она покоряет его с помощью косметики:

Темноту глаз она омрачала сурмой, Чтоб в полуденный час его ублажать, И над ними украшала и дугой бант, Чтоб ранить его, когда он потеряется; Мускусные локоны ее В множество змеиных колец завивала, В которых Соблазн прильнул к ее щеке, Чью розу она разжигала росой лазоревой, А затем тонким мускусным зернышком, Чтоб птицу любимого сердца поймать. Иногда, мимоходом, смеясь, разбивала жемчужный рубин ее губ. Или, поднявшись, как в спешке, золотые браслеты Зазвенят, по чьему внезапному зову Опустится под серебряные ноги золотой венец. 40

наследника принца. Он безропотно поддается на эти уговоры, и некоторое время юноша и девушка наслаждаются лирической любовью. Король упрекает юношу за такое увлечение и велит ему готовиться к войне и управлению государством. Вместо этого Саламан сбегает с Абсалом на верблюде, «как сладкие миндалины в одной скорлупе». Достигнув моря, они делают лодку, плывут на ней «за луной» и попадают на зеленеющий остров, богатый благоухающими цветами, пением птиц и плодами, обильно падающими к их ногам. Но и в этом Эдеме совесть укоряет принца мыслями о королевских обязанностях, от которых он уклонился. Он уговаривает Абсала вернуться с ним в Юнь; тот пытается приучить себя к царской власти, но так разрывается между долгом и красотой, что в конце концов, полубезумный, присоединяется к Абсалу в самоубийстве: они сооружают костер и рука об руку прыгают в его пламя. Абсаль погибает, но Саламан выходит из костра несгораемым. Теперь, очистив свою душу, он наследует трон и благоволит к нему… Все это аллегория, объясняет Джами: король — Бог, Саламан — душа человека, Абсал — чувственное наслаждение; счастливый остров — сатанинский Эдем, в котором душа соблазняется от своего божественного предназначения; костер — огонь жизненного опыта, в котором сгорают чувственные желания; трон, которого достигает очищенная душа, — трон Самого Бога. Трудно поверить, что поэт, способный так чутко изобразить женские прелести, всерьез просит нас избегать их, разве что изредка.

С дерзостью, искупленной результатом, Джами осмелился вновь зарифмовать излюбленные темы дюжины поэтов до него: Юсуф у Зулайха и Лайла ва Маджнун. В красноречивом экзордиуме он излагает суфийскую теорию небесной и земной красоты:

В первозданном одиночестве, пока Существование не подавало признаков бытия, а Вселенная скрывалась в отрицании самой себя, Нечто было….. Это была абсолютная красота, являющая Себя только Себе и в Своем собственном свете. Как у прекраснейшей дамы в брачном чертоге тайны, Ее одеяние было чистым от всех пятен несовершенства. Ни в одном зеркале не отражалось Ее лицо, ни один гребень не прошелся по Ее локонам, ни один ветерок не шевельнул ни одного волоска, ни один соловей не прилетел к Ее розе… Но красота не выносит неизвестности; посмотрите на тюльпан на вершине горы, пронзающий скалу своим побегом при первой улыбке весны….. Так Красота Вечная вышла из Священных Мест Тайны, чтобы осветить все горизонты и все души; и один луч, исходящий от Нее, поразил Землю и ее Небеса; и так Она была явлена в зеркале сотворенных вещей….. И все атомы вселенной стали как зеркала, отбрасывающие назад каждый аспект Вечной Славы. Что-то из Ее яркости упало на розу, и соловей обезумел от беспомощной любви. Огонь подхватил ее пыл, и тысячи мотыльков погибли в пламени….. И это Она дала луне Ханаана ту сладостную яркость, которая свела с ума Зулайху.41

С этих небесных высот Джами спускается к описанию прелестей принцессы Зулайхи с пылкими повторениями и подробностями, вплоть до ее «целомудренной крепости и запретного места».

Грудь ее была светла и чиста, Как два пузырька, только что взошедших из источника Кафур, Как два молодых граната, выросших на одной струе, Где смелая надежда и пальцем не тронет.42

Она видит Иосифа во сне и, как ей кажется, влюбляется в него; но отец выдает ее замуж за Потифара, своего визиря. Затем она видит Иосифа во плоти, выставленного на рынке в качестве раба. Она покупает его, соблазняет, он отвергает ее ухаживания, она растрачивает