250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

миллиона, а металлический завод в России за 12 просил 2½ миллиона; разница была и в сроке: последний обещал изготовить все к концу 1918 г., а первый сделал к весне 1916 г. Маниковский сначала не знал, как быть, потому что при наших порядках деньги были отпущены на одно дело обоим заводам; потом он решил вообще порвать с металлическим заводом, и все дело было передано финляндцам. Они же наладили у себя производство патронов к японским ружьям, которых у нас вообще мало, а в Свеаборге и просто нет: дано было по 70 шт. на винтовку, тогда как на один курс стрельбы надо по 100… Маниковский не понимал, как можно сдать им заказ на патроны, когда казенный завод не брался оборудовать такое производство меньше чем в год, но и здесь потом сдался, поняв разницу между ничем не заинтересованной казной и частным коммерческим делом.

Отношения Маниковского с Сергеем Михайловичем очень рогатые. Зато Кузьмин-Караваев, типичный «конник», с кавалерийскими замашками, пользовался полным покровительством великого князя.

Немало помог Свеаборгу Фан-дер-Флит, которого Сергей Михайлович удачно назвал «главнокомандующим петроградским и ладожским».

Кованько показал мне фотографические снимки на расстоянии 1000 шагов – 4 верст с увеличением. Эта прекрасная вещь незнакома у нас, в Свеаборге были только пробы, а немцы усиленно применяют ее при позиционной войне. Это очень ценное пособие. Конечно, к нему отнесутся у нас как к новости…

По отзыву Кованько, моряки в Балтийском флоте работают отлично всю войну. Сомневаюсь, чтоб…

► Носков говорит, что решил уходить в полк, потому что видит, что Пустовойтенко ему здесь ничего не сделает, а сидеть на месте офицера для поручений и делопроизводства нельзя – надо думать о будущем. Он удивляется, как Пустовойтенко не видит, что сам ничего не делает, что он обратился в канцеляриста, что все оперативное дело взято у него Алексеевым и частью Борисовым; последний тоже очень критикует поведение Пустовойтенко. Он очень счастлив, что получил теперь на всю свою жизнь запас стратегического материала, повысил свою пенсию и обеспечил себе положение, в сущности не занимая никакой должности. Борисов, по его словам, очень отговаривает его брать полк, чтобы не рисковать своей жизнью.

► Приехал сенатор Кривцов. Это – просто клоун, пресмыкающийся перед всеми, начиная от Воейкова. Он держит себя уж просто неприлично, до того низкопоклонничает и пресмыкается.

► Пустовойтенко сегодня сказал мне, что вопрос о моем уходе решен, – Воейков на этом настаивает, и мне надо скорее уезжать. Он предложил мне самому подумать куда, обещая всюду меня устроить и поддержать. Если бы на меня в новом месте косились за сведения жандармов, то там он меня защитит, а здесь этого сделать не может. Посоветовал поговорить с Ассановичем и просить его все устроить. Я поговорил. Ассанович будет устраивать в управление генерал-квартирмейстера Генерального штаба. Завтра должна пойти об этом телеграмма Пустовойтенко к Леонтьеву; о моем «политическом прошлом» отсюда сообщать не будут. В строй нельзя ни в коем случае…

Придя на обед, Алексеев увидел меня и, обходя и здороваясь, спросил: «Отчего я вас давно не видел?» Я объяснил.

► 14–20 мая шли усиленные переговоры шифрованными телеграммами с итальянцами, французами и англичанами относительно просьбы первых, чтоб мы немедленно начали наступление на Юго-Западном фронте, для оттяжки австрийцев, особенно сильно наседавших на итальянцев. Решено было начать наступление 22-го, что и сделано.

► Мы потеряли пленными с начала войны больше 2 200 000 человек.

25-е, среда

За 22—24-е нами взято в плен на Юго-Западном фронте 881 офицер, 40 000 нижних чинов, 77 орудий, 134 пулемета и 49 бомбометов.

► Сегодня, в день рождения Александры Федоровны, царь получил из Евпатории телеграмму: «Государю императору. Горячо всем сердцем поздравляю, помоги всесильный Господь; серенький день, еду в собор, после в ванну; очень одиноко. Аня» (Анна Александровна Вырубова)… Спросил дежурного офицера, следует ли переписать ее на парадный бланк. Бедный канцелярист долго думал и решил спросить начальство. Послали без переписки, сделав вид, что сами не знаем, что посылаем…

► Здесь уже несколько дней живет Иванов.

► Без меня был Штюрмер.

► Генерал По, по совету лейб-медика Федорова, негласно едет лечить свою подагру в Ессентуки, где будет с двумя вестовыми.

► 4-му кавалерийскому корпусу Гилленшмидта было приказано еще 23-го двинуться в тыл немцев (в районе VIII армии); он не исполнил приказания. Брусилов повторил его Каледину и предписал, если Гилленшмидт этого не умеет сделать, немедленно сменить и его назначить генерала Володченко.

► Привет моего бывшего фельдфебеля Александрова: «Имею честь, ваше высокоблагородие, уведомить вас, что письмо ваше получил 21 апреля, которое у вас было написано 26 марта, так что я был в отпуске, и мой земляк получил ваше письмо и замкнул в сундук, а его без меня послали в командировку, только что вчера вернулся и подал мне ваше письмо; я очень был рад, что получил от вас такое письмо, и показывал его своему начальству, всем своим сослуживцам, которые служили со мной в 11-й роте, и они много вам кланяются и желают всем доброго здоровья.

Много я всему вашему семейству кланяюсь и желаю им доброго здоровья. Извиняюсь, что не мог попасть к вам, когда ехал из отпуска, так что у меня время было совсем мало, даже чуть не опоздал и на поезд. Осмеливаюсь спросить вас, ваше высокоблагородие, где находится теперь Павел Михайлович: в юнкерском училище или же где-нибудь уже состоит офицером в полку? Через людей слыхал, что в бывшей нашей роте все живы, здоровы, только один убыл ефрейтор Леонид Орлов – он помер. Ваше высокоблагородие, не укажете ли мне адрес прапорщика Евг. Ходзицкого? Желательно узнать, где он находится. Извиняюсь перед вами, ваше высокоблагородие, что я вас все беспокою, хоть беспокою я вас, но не могу вас никогда забыть, как только, Господи благослови, наступает день и на каждом шагу вспомнишь не раз во всем военном и домашнем обстоятельстве. Извините, ваше высокоблагородие, что много написал, тороплюсь, теперь у нас делов масса; выпекаем в сутки 582 пуда в 12 печках кирпичных. Счастливо оставаться. И.А. Александров».

26-е, четверг

Приехали военный министр Шуваев и министр торговли и промышленности князь Шаховской. Первый очень бодр и весел, второй – скромен и молчалив. Завтракали оба у нас. Алексеев сидел между ними. С Шаховским он не был очень разговорчив. После завтрака тот был у него. Пришел в залу Шаховской одним из самых первых, по-видимому с Пуакекром. Шуваев пришел с Алексеевым. Когда завтрак кончился, Алексеев пропускал вперед Шуваева,