Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книги 1, 2, 3. Самая полная версия - Алексей Львович Шерстобитов

Ознакомительный фрагментЛианозово, я остро почувствовал напряжённость, повисшую в воздухе. Все часто курили, говорили полушепотом и улыбались. Бачурин («Усатый») уходил звонить пару раз и приходил задумчивый. В конце концов, его нервные струны лопнули, и он, допивая в кафетерии чай, словно невзначай вытащил наган с уже накрученным глушителем, положил перед собой и, посмотрев сначала на всех, на застывшие от неожиданности лица, потом вперился в меня.

Никогда я не предполагал от него возможности опасности. И сейчас, чувствуя его растерянность и не понимая того, что он делает, больше ожидал объяснений (причём, как казалось, не ко мне относящихся), чем какого-то выпада в мою сторону. Но он удивил всех и меня более остальных, выпалив:

– «Будешь делать ты!» – кажется, обжёгшая догадка, как расплавленный свинец из самого мозжечка прожгла всё моё нутро, на мгновение задержавшись в области солнечного сплетения, далее сожгла стул и перекрытие второго этажа и, как мне показалось, насквозь землю. Во рту пересохло, пульс участился, и какая-то удивительная надежда на то, что минует, оборвалась его словами:

– «Леха, тебе говорю» – я понял, что внешне моей реакции видно не было, этому я обрадовался и попытался вытянуть, как можно больше, поинтересовавшись:

– «Что именно?» – чем ввёл его в совершенный коллапс. Он покраснел, затем побледнел, но ответил, наверное, убеждённый, что эта фраза мне объяснит всё:

– «Ну то, где мы были».

– «А где мы были?» – я говорил, понимая, что надо глупить и затягивать как можно дольше, что бы вытянуть что-нибудь ещё.

«Ну там, где надо сделать!» – он почти кричал, приподнимаясь со стула и явно не желая пересиливать себя для откровенности. Тут подключились ещё два человека, явно бывшие в курсе. Вряд ли кому-то нравится общественное давление, никогда для меня лично ничего не решавшее, стол был небольшой, револьвер рядом, и я этим воспользовался, но палить не стал, чем успокоил окружающих. Возможно, глупость была излишней, – это не те парни, нерешительность которых помогла спокойно уйти от Левона, возможно, они растягивали удовольствие.

Все сели, уставившись на усы «Усатого», в том числе и он. Сведя свои зрачки к переносице, он тихо произнёс:

– «Стрелять будешь ты, мы решили, как лучше сделать… Из этой „волыны“[31]… Есть ещё пару десятков патронов. На всё – один месяц. Это… И не шути: „Иваныч“ просил», – и высыпал на стол кучку длинных латунных гильз с полностью утопленными свинцовыми пульками[32]. Я молчал, пока сказать было нечего, единственным возможным вариантом было выжидать, вытягивая этим любую, возможно, спасительную информацию.

Не представляя, какая может быть реакция на отказ, попробовал лавировать:

– «Почему я?»

– «У тебя лучше получится, и у тебя должок, а отдать ты вряд ли сможешь».

Теперь всё было расставлено на свои места.

– «Я подумаю», – ответил я. Но, уже вставая и бросая слова через плечо, «Усатый» предупредил, что мне дается один день, что за моей семьёй смотрят, и, соответственно, выйдет моя жена на панель или нет, зависит только от меня. Я уже видел, как его голова подаётся по ходу движения чуть вперёд, а из отверстия в коротко стриженом затылке выпячивается овальчик серого вещества, кровь же, хлынувшая из большего, выходного, окатила, стоящего перед ним «Бигмака» (один из «лианозовских», близкий «Усатого»). Но резко оседающее тело растворилось как туман, и дверь захлопнулась за обоими, совсем не пострадавшими. То была первая мысль, навеянная почудившимся «перестрелять всех», но кисть, сжавшая до боли рукоятку револьвера, даже не могла подняться, да и злоба уже затухала – не решит это ни проблем, ни создавшуюся ситуацию и не придаст спокойствия в будущей жизни.

Я сидел, понимая сейчас своё бессилие. Всё внутри клокотало, после истории с сумкой я обдумал возможные варианты решения, но не этот. Единственный разумный ход – милиция… Но что сказать? Тем более тем, с кем каждую неделю парятся в бане те же Гриша и Юра? – с начальником УВД и так далее.

Крючок в виде розыска, долг в виде пропавшего оружия, а главное – то, чего я ожидать никак не мог – предъявленный мне джокер в виде семьи, да ещё за которой наблюдают! Можно было предположить, что большая часть всего этого – блеф, но не хотелось оставлять даже маленькой толики ничтожным сомнениям, которые всегда превращаются в смертельные последствия. Я готов был ответить по-любому, но не ими.

Да, несколько раз я изменил жене, но чисто физиологически, без чувств и даже переживания за это, и был совершенно уверен, что мой первый, и единственный брак – навсегда. Я не мог допустить даже мысли о том, чтобы она пострадала из-за меня или хотя бы позволить в ее адрес какую-то угрозу, пусть призрачную.

Дома я не появлялся уже давно, встречались мы на снимаемых мною квартирах. Ни запасом денег, ни необходимой информацией я не обладал. «Положи» я их, «лианозовских», здесь, в бане, и ни от меня, ни от семьи мокрого места не останется.

Вернув «Наган», но помня о хранящемся в тайнике «Макарове» Левона, смотря в глаза и стоя вплотную, я прошипел что-то типа:

– «Передайте «Усатому», один раз я это сделаю, но как – скажу сам, а пока – расход». И, уже уходя:

– «Надеюсь, он хорошо подумал».

Решение было очевидно. Разумеется, я, как и писал ранее, выбрал чью-то жизнь, а не спокойствие и жизнь своей семьи, да и, чего греха таить, своей тоже, где-то в подсознании уже начав разделять судьбы – свою и их. Я не знал этого человека, да и знать не хотел, тем более мне было сказано, что он такой же бандюган, то ли угрожавший, то ли подставивший «Сильвестра» – в любом случае, враг, и враг что-то предпринимающий.

Фотография, как раз, периода вступления в «профсоюз» – плохих мыслей пока нет. Автор с сыном в своей однокомнатной квартире на 5-й Кожуховской улице

В игре он был давно, ясно осознавал, на что шёл, и давно понял то, что я понял только сегодня – сделав подобное, возврата назад не будет. Размышления сопровождались ведением пути, который я прошёл незаметно, хоть и не легко, за последние полтора года, дорога была не наверх, и даже не ровная, а строго вниз, под откос. Отмеряя назад, шаг за шагом, я видел всё уже не в розовых очках, но в настоящем свете. Как это могло случиться со мной?! С потомственным офицером, желающим служить Родине и жизнь свою положить «за други своя»? Ведь, по сути, во мне ничего не поменялось, я остался прежним и