Ферма. Неудобная история, которую вычеркнули из хроник Холокоста - Джуди Раковски

конце концов мы оказались там, где не было никаких указателей. Я увидел группу стариков и подъехал к ним. Я сказал: «Я – Раковский, мы торговали лесом в Казимеже». Они закивали: «Да, мы помним».

Сэм сказал, что они ищут Пабиса, и старики поинтересовались, зачем он им нужен.

– Я ответил, что семья Пабис сделала доброе дело – она прятала Пташников. Но кто-то пришел и убил их.

– Пабисы – мои родственники, – сказала пожилая женщина. – Но они все умерли. Их сын лежит в психушке, и вряд ли с ним удастся поговорить.

Сэм спросил, как проехать к дому Пабисов, проехал милю, но так и не увидел никакой фермы. Но в поле стоял трактор, а возле него – пожилой фермер с каким-то парнем.

– Я пошел напрямик, и старик сказал мне: «Сэм, я помню твоих родителей!»

После теплых воспоминаний Сэм сказал:

– Я ищу дом Пабисов, где прятались Пташники и где их убили.

Тот фермер ничего не знал, но сосед Пабисов еще жив:

– Возможно, он что-то знает. Я поеду с вами. – Но потом фермер посмотрел на свою одежду и добавил: – Я такой грязный. Мне не следует ехать в вашей машине.

– Все в порядке, – успокоил его Сэм по-польски. – Садитесь.

Они поехали по дороге между полей к очередной ферме. Более молодые люди встретили их «не слишком приветливо». Фермер сказал, что им нужно поговорить со стариком, но те ответили, что он спит. Фермер потребовал, чтобы его разбудили.

Из дома вышел старик – длинная борода напомнила Сэму его деда. После коротких объяснений старик кивнул:

– Я могу вам все рассказать.

Подобная откровенность поразила Сэма, но старик действительно все рассказал. Дом Пабиса снесли, но именно там он прятал девять человек – евреев из Казимежи-Вельки. Они выкопали землянку в коровнике за поилкой. Он видел, как после наступления темноты евреи выбирались из своего убежища немного подышать.

Сэм сказал, что весной и летом 1944 года у немцев были другие заботы.

– Немцы не искали евреев на этой ферме. Но многие знали, что они там прячутся. Эти люди были очень заметны.

В августе 1944 года к дому ночью пришли партизаны. Старик особенно подчеркнул, что это была некая элитная группа.

– Я не помню, сколько их было, но довольно много. Они точно знали, где прячутся евреи.

Избивать Пабиса, как некогда избили отца Владислава Содо, партизаны не стали. Они просто отвели девятерых евреев за амбар и расстреляли, а потом закопали в мелкой могиле и забрали все их вещи и одежду.

По словам фермера Сэм понял, что здесь были расстреляны четверо или пятеро Пташников и еще несколько человек, в том числе и его тетя по материнской линии.

– Вы не можете показать мне то место?

– Дома больше нет, но поле показать могу.

Они вчетвером подошли к полю – по словам старика, именно здесь и находились могилы. Только когда он указал на место захоронения, Сэм и Ави заметили слезы на его глазах.

– Вот здесь, – дрогнувшим голосом сказал старик. Рука его дрожала.

Глубина чувств этого старого крестьянина растрогала Сэма.

– Когда это поле пашут, всегда находят кости, – добавил старик.

Слушая рассказ о трагической смерти родственников, Ави заплакал. Единственным напоминанием о жизни его предков в Польше стала сделанная в тот день фотография поля, готового к уборке. На ней он крестиком отметил предположительное место захоронений.

Мы с Сэмом направились к отелю. Я надеялась, что после выявления еще одной трагедии ему захочется продолжать поиски. Но Сэм еще не закончил рассказывать мне о результатах поездки.

По пути из Белжова Сэм и Ави заехали на ферму Содо. Сэм поговорил с Данутой Содо Огорек – с ней он познакомился во время съемок программы Фонда Спилберга. Ей он сказал, что могилы семьи Дула должны сохраниться как свидетельство мрачных событий. Но он хотел забрать с собой в Огайо часть останков, чтобы захоронить их рядом с могилой родителей. Данута согласилась, и на следующий день ее муж нашел работников.

За день до моего приезда в Польшу Сэм и Ави вернулись на ферму Содо, где их уже ждали добровольные помощники. Они раскопали массовое захоронение и достали несколько костей. Церемония была одновременно и мрачной, и торжественной. Сэм забрал эти кости, чтобы впоследствии увековечить память пятерых жестоко убитых Дула.

Мы вернулись в номер Сэма, и его мысли унеслись куда-то далеко. Он сидел на кровати рядом со своим чемоданом, семидесятисемилетний человек, переживший холокост, упаковывающий кости своих родственников для перелета на другой континент.

– Это чистое безумие, – сказал он, покачивая головой и пожимая плечами.

По еврейскому закону перенос человеческих останков – тема противоречивая. Но Сэм считал, что убийство и осквернение тел семьи Дула оправдывает его действия. Но шел на большой риск, надеясь вернуть семье хоть какое-то достоинство, символическое, но ощутимое.

– Как ты собираешься вывозить кости из страны, не получив разрешения у польских властей?

– Ты права, юная леди. Я изменил свои планы. Я не полечу, а поеду поездом – в поезде багаж не проверяют.

Я буквально видела, как он возвращается в послевоенные времена, когда нужно было придумать, как вывезти еврейских сирот из Европы без документов. Тогда он был сильным, молодым мужчиной. Он предпочел нелегально пересечь границы очередному заключению за колючей проволокой. Хотя вооруженная охрана вокруг лагерей для перемещенных лиц стояла для безопасности евреев, среди которых были и его родители, и другие родственники, Сэму нужно было действовать.

Теперь он придумывал, как перевезти иной груз. И теперь была моя очередь качать головой.

– Значит, ты собираешься бежать из Польши с останками жертв через Германию? Какая ирония судьбы! В польской земле лежат кости миллионов жертв германских нацистов – ты же везешь кости людей, убитых поляками. Если тебя остановят, придется многое объяснять.

– Надеюсь, не придется…

Сэм медленно кивнул, словно продолжая взвешивать все обстоятельства и риск.

Следующий день Сэм обещал мне. Когда мы встретились, я сразу заметила, что он подавлен. С ним пришел сын его кузена, Дэниел Фельдман, внук дяди и тети Сэма, Айзека и Салли Левенштейн. С ними Сэм жил, когда учился в Кракове. А потом они жили вместе в маленькой квартирке в краковском гетто. Когда гетто ликвидировали, Левенштейны сумели вывезти своих маленьких детей в чемоданах в Плашов. Но немцы нашли детей и убили их в лагере, как и многих других. Левенштейнов спас Оскар Шиндлер, но Салли все же побывала в Аушвице. После войны в лагере для перемещенных лиц Салли, несмотря на все пережитое, забеременела. Ей был сорок один