Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Истории любви». Выпуск №2 - Альманах Российский колокол

Шах-Зада ушла. Её шаги, отдаляясь, угасали, как звуки бубна в долине реки Рубас. Они исчезали на берегу, слизываемые её волнами, замирали, беззвучно таяли на лесной тропинке, тянущейся вдоль реки. Шах-Зада, уходя, растворялась в дымке красно-сизого тумана.

Она угасала, как звезда на небосклоне, как вечерний луч в сумрачном лесу…

* * *

Хасан любил фруктовый сад. Сколько внимания уделял он небольшому палисаднику, стоящему между мечетью и лесом! В былые времена заброшенный клочок земли, заросший крапивой, бузиной, усеянный ростками дикой алычи, кишащий грызунами, ползучими тварями, превратил в райский уголок. Он посадил, вырастил десятки яблоневых, грушевых, сливовых деревьев, черешню, виноград, десятки кустов белой, розовой, чёрной бархатной, жёлтой розы. Под деревьями посеял семена клевера, который весной цвёл и благоухал.

Когда в дальнем углу сада разобрал фундамент какого-то старинного строения, оттуда ударил ключ чистейшей холодной воды. Там же он установил родник с небольшим прудом, куда запустил рыбу.

Весной в саду слышалось заливистое пение птиц. Словно в этот райский уголок собираются все пернатые из близлежащего леса. Он был наполнен многоцветной палитрой красок, симфонией музыки, ароматом цветов, излучающих, источающих весну.

Хасан лёг ничком на зелёную травку, сливаясь с землёй, ощущая себя частицей природы, затерянной в уголке земли, припрятанной от бога и цивилизации. Кипение, трепет окружающей жизни, таинственные краски, шорохи сада приводили его в восторг. Это место убаюкивало, усыпляло Хасана. Он не отделял себя от цветущих деревьев, благоухающих роз. Ощущал, что с этими деревьями и цветами он сливается душой и телом, уносится во всепоглощающий поток живой материи. Ему казалось, что струящаяся в его жилах кровь – не кровь, а нектар живой природы, получающийся от этих деревьев, цветов. И кровь, устремляясь по его жилам, возвращается не обратно в его сердце, а, переливаясь в жилы деревьев, трав, цветов, в струи реки, завывания горных вершин, находящихся под ледяными шапками, уносится в их корни. Его кровь через эти корни перегоняется всё дальше и дальше, в сердце матери-земли. И там, набирая силу и мощь, неведомыми каплями, родниками возвращается в его жилы. Оттуда она вливается в жилы могучих гор, равнин, ущелий, холмов.

Так лежал Хасан, запрокинув лицо к небу, наслаждаясь природой, мысленно ныряя в перину облаков. Ему казалось, что он является частью этой необъятной планеты. Жизненная энергия в виде дождя, небесных потоков, рек, зарождающаяся в недрах Вселенной, передаётся ему. А через него подаётся растительным организмам на земле. Он вместе с окружающей средой является первоосновой всего живого на земле. Благодаря их стараниям зачинают, растут лесные массивы, высятся горы, ширятся речные долины, безбрежные моря, низвергаются с вершин каскады рек…

Хмель сегодняшнего дня вскружил ему голову. Шатаясь, он встал и пошёл в сторону мечети. В это время по узкой тропе, проложенной вдоль огородов за мечетью, прошлась Шах-Зада. Она вполголоса вдохновенно распевала душераздирающую песню. Хасан прислушался. Эти волнующие ноты, мягкие, протяжные, нежные, кристально чистые переливы растекались по синеватому дневному воздуху, шелестели, словно круги на водной глади реки, оставляемые выпрыгивающими из неё рыбами. Под конец эти звуки, как и шелест кругов на воде, по воздуху проносились тонкими, неуловимыми колебаниями, похожими на замирающие ноты струн гитары. Если хорошенько прислушаться, даже после того как исчезали круги, создавалось впечатление, что догорающая нота всё ещё звучит мелкой дрожью ряби воды. В той песне слышалось биение сердца Шах-Зады, пульс, стоны её сгорающего от любви сердца. Песня опьянила Хасана, как тончайшие запахи, благоухания, распространяющиеся от здорового тела, пышных волос Шах-Зады. Шаги Шах-Зады удалялись всё дальше и дальше, её голос становился всё глуше и нежнее. Она всё ещё продолжала петь, томно покачивая бёдрами. Она истомно тянула мелодию – нежную, трепетную, душераздирающую…

Хасан слушал голос любимой как зачарованный. Ей в такт подпевали подружки. Он присел на косяке дверей мечети, пытаясь не упустить ни одной ноты. Песня, как дыхание неба, шелесты, вдохи и выдохи шаловливого ветра, врывалась в мечеть сквозь полуоткрытые створки окон, двери. Она, нежная, трепетная, сводящая его с ума, пробуждала дремавшие в его душе бесчисленные природные краски, интонации, видения. Хасану казалось, что он где-то уже слышал эту мелодию – близкую и далёкую, ясную и неясную. Вспомнил: он её часто слышал тогда, когда находился ещё в утробе матери, в колыбели, в бесконечной и трудной дороге, собираясь с матерью на дальние сенокосы в урочище Чухра. Мама эту песню тихо и нежно распевала весной, когда от зимней спячки пробуждалась природа; когда, привязав его к спине, пропалывала колосистую рожь от сорняков. Он её слушал на пастбище, когда до них доходила очередь пасти сельский скот, засыпая на спине матери. Слышал тогда, когда уставшая мать, сидя с ним на веранде после тяжёлых домашних забот, на веретене пряла пряжу. Эта песня, после того как повзрослел, часто звучала в его сердце бессонными ночами его долгой и тяжёлой жизни.

Шах-Зада удалялась по тропинке вдоль берега реки, между валунами. Песня душераздирающе звучала, оседая в сердце Хасана нарастающим комом. Вот смолкли последние аккорды. Но их дрожащий звон всё продолжает звучать, отзываясь, не угасая в глубинах души. Кругом плавно замирала природа, её волнение, её дыхание. Лишь река журчит в объятиях лучей солнца, бьётся волнами о круглые речные камни и валуны, оставляя на их краях тонкие, незаметные следы белой и искрящейся пены в такт уходящей в вечность пения любимой.

* * *

Хасан зажёг камин в мечети. С полки взял потрёпанный молитвенник и в молитве преклонил колени. Он чувствовал, что с некоторых пор между ним и Небесами, которые всё время внимали его мольбам, образовалась невидимая пропасть. И виной всему тому явилась та самая греховная песня, услышанная накануне. В гневе на самого себя он склонился ещё ниже, пытаясь забыться в молитве:

– О Аллах, прости меня, грешного. Прими мои молитвы. Не покидай меня. Обрати на меня свои взоры, помоги мне, ибо томят меня суетные мысли и бесконечные страхи…

Но тщетно. Небеса не вняли его мольбам. Сладостные, нежные звуки песни, протяжные и властные, ускользающие от него, всё ещё звучали в сердце, ввергая его в пучину водоворота нот, смятения.

Он встал с колен, на шаркающих ногах подошёл к врезанному в стену мечети шкафу. Воткнул ключ в замочную скважину, два раза со скрежетом покрутил и распахнул двери. В лежащих столбиками священных книгах долго чего-то искал и наконец нашёл Библию. Ветхий Завет. Открыл её и начал читать горящими глазами «Песнь песней Соломона»: «… О,