Юность на берегу моря Лаптевых: Воспоминания - Юрате Бичюнайте-Масюлене

столько рыбы, чтобы баркасы были полны. Иногда приходилось забрасывать сеть четыре-пять раз. Работали на совесть, так как появилась надежда, что голодать больше не придется. Мы шли на хитрость: подпоясывались веревкой, к ней за жабры цепляли рыбу, прятали ее в штаны и так приносили домой. Рыба — мокрая, скользкая, холодная — царапала живот, ноги… От усталости я долго не могла уснуть, часто думала о братьях, как они там, болит ли все еще у Римантаса ухо. Мама готовила еду, и я понемногу приходила в себя. Стоял полярный день, солнце ходило по кругу, и не было ему дела до того, что творится здесь, на Земле. А для нас путались дни и ночи. Часов не было, лишь изредка ветер доносил удары гонга, зовущие на работу трудяг и служащих. Работали мы сутками, поэтому гонг слышали несколько раз, и он только сбивал нас с толку. Как-то раз мама в полночь отправилась в тундру собирать дрова — такая у нее теперь была работа.

Утром 13 июня 1943 года, когда я после трудного лова еще сладко спала, в юрту сунула голову Зося Калкопайте и поманила меня пальцем. Накинув шубейку, я выскочила на улицу.

— Тебе чего? — спросила я.

— Брат утонул…

— Владас?

— Нет, не мой брат, а твой…

— Ой! Какой же? — трясла я Зосю.

— Римантас…

— Боже, почему не Вайдас! — вырвалось у меня непроизвольно. — А ты откуда знаешь? — Меня бил крупный озноб.

— Вайдас сидит у Гене, в юрте Закарявичюсов, и боится идти домой.

Я помчалась к Закарявичюсам. На нарах, закрыв руками лицо, сидел Вайдевутис.

— Вайдас, скажи, это правда? Говори, может, еще можно спасти? Вайдас! — умоляла я.

Оказалось, у них там был только один баркас, с него и сеть опускали, на нем и улов на пристань возили. Поскольку у Вайдевутиса было слабое здоровье, сеть он не тащил, а шел по течению с колом, к которому был прикреплен другой конец сети. А всю работу делал Римантас с другими рыбаками — они гребли, ставили сеть, вытаскивали ее на берег. Опустив с баркаса сеть, они немного подтягивали ее к берегу, чтобы не унесло течением. Римантас все еще жаловался на ухо. Утром он сказал брату: «Уши заложило, говори громче». Когда сеть тащили к берегу, течение подхватило баркас. Бригадир Костя Сергеев закричал: «Баркас уносит, теперь неприятностей не оберемся! Куда рыбу сыпать будем?» Римантас скинул тулуп и в рубашке, ичигах и шерстяных штанах прыгнул в ледяную воду.

— Сумасшедший, что делаешь?! — закричал Вайдас.

Но Римантас то ли не услышал, то ли просто не послушался, мы уже никогда не узнаем этого. Другой лодки не было, так что и спасать было не на чем. Немножко проплыв, баркас сел на мель. Казалось, он нарочно выманил Римантаса на смерть… Переплыв узкую речку, Вайдас поспешил туда, где работала обычно наша бригада. Но меня там не оказалось, потому что в этот день на лов вышла вторая бригада. Витас Скрябулис переправил его на наш берег. Тут Вайдас разыскал Галковского и умолял его: «Дайте катер, брат утонул, забросим сеть, может быть, еще вытащим его!» — «Одним меньше!» — сказал Галковский, махнув рукой, и пошел дальше. «Господи, Господи! — металась я. — Что же теперь будет?» Слез не было. Как сказать маме?! У нее такое слабое сердце… Я побежала в больницу. Карачин дал лекарство для сердца. В больнице лежал Ядзин отец Калковас. Узнав о случившемся, он заплакал: «Такой замечательный парень! Лучше бы я умер…» Я вернулась в нашу юрту. Перехватило горло, я боялась расплакаться при маме. На Яне начался шторм. Я смотрела в крохотное вшитое в мешок стеклышко.

— Что случилось? Почему ты так смотришь в окно? — спрашивала проснувшаяся тем временем мама.

— Римантас выплыл оттуда на лодке, на Яне шторм, а его все нет…

— Ну и что? Приплывет, — сказала мама.

— Но он уже давно выплыл, тут всего-то двенадцать километров, за такое время мог бы уже приплыть, его тут ждут со сведениями о лове…

— Доченька, ты что-то скрываешь от меня! Скажи все! — умоляла мама. — Не мучай меня, скажи!

Слезы душили меня.

— Мамочка, я боюсь, ведь я его прокляла!

В юрту вошел Жильвитис.

— Юозас, скажи мне, что случилось? Только прошу, не мучай меня, ничего не утаивай! — рыдала мама.

— Сегодня утром утонул Римантас, — холодно сказал Жильвитис.

— Боже, Боже, почему Ты такой безжалостный?! Отнял моего доброго Римаса!

— Богу, Наталья, как и людям, плохие не нужны, — попытался утешить ее Жильвитис.

— Где он?

— Его не нашли. Теперь шторм, искать невозможно. Его может унести в море, где уже никто не найдет…

Я дала маме успокаивающее лекарство, она побежала к реке и, несмотря на шквальный ветер, шла по берегу и кричала: «Римас, Римас!..»

Люди выражали ей сочувствие. Все, даже финские женщины, работавшие с ним, говорили: «Такой человек! Он и букашки не обидел, он не давал нам тяжести поднимать — сам хватал, хоть и платили нам всем одинаково. Он говорил — мне легче, я молодой, здоровый. Таких людей теперь нет…» Он и правда всем сочувствовал, с каждым готов был последним куском поделиться. Теперь я поняла, что та пощечина была заслуженной, — я получила ее за то, что подняла руку на маму. О, если бы можно было взять обратно те слова проклятия!

Была середина лета. Рыбу больше не ловили. Колхозникам заплатили заработанные деньги и выдали талоны на продукты. Часть денег выдали облигациями. Получили мы и то, что причиталось Римантасу. Муку, которую он заработал, мама отдала бедным. Люди пытались ее удержать:

— Бичюнене, что ты делаешь? Ведь неизвестно, что ждет тебя саму завтра!

Мама отвечала:

— Он поступил бы так же.

Приехал Бреславский. Пришел к нам и весело спросил:

— Ну, Наталья Матвеевна, как живете.

— Плохо.

— Почему же плохо? Все у вас есть — и мука, и сахар, и масло!

— Да. Но мы ложимся, а Римаса нет, встаем — его тоже нет… И не будет никогда.

Как-то раз я нащупала в кармане обгрызанную, засохшую лепешку и бросила ее на землю. Наклонилась худая, как тень, старушка, подняла ее, поцеловала и сунула за пазуху. Как быстро я забыла голод, вот уже и пищу выбрасываю! И я дала себе слово: пока жива, не выброшу ни кусочка хлеба. И это слово держу.

Когда рыбный лов прекратился, Бартникайтис надумал построить себе отдельную юрту. Рабочую силу выбрал бесплатную, то есть молодежь из своей бригады. Теперь, возвращаясь после ремонта сетей, мы шли строить юрту Бартникайтису. Мама возмутилась и сказала, что на