Чужак. Черный титул - Константин Викторович Кузнецов

Выпятив нижнюю губу, Монино внимательно проследил за действиями монаха, а затем, скрестив руки на груди, приблизился к нему и коротко кивнув, сказал:

— Что ж, Роберто Беллармина из Тосканы. Вы доказали, что являетесь верным служителем Святого престола и вам можно доверить нашу жизнь. Вверяю её в ваши руки и уповаю на Господа нашего Иисуса Христа, который обязательно поможет всем нам выбраться из этой Дьявольской ловушки.

[1] Иероним Стридонский блж.

Глава 13

Глава 13. Сцена

Эсмеральда стояла на сцене, ощущая волнение. И это был не внутренний мандраж, а странное опустошение, связанное с неуверенностью в собственных силах. Сделав шаг вперед, женщина ощутила скрип половиц, который вернул её в реальность.

Багровый занавес стал медленно подниматься. В глаза ударил свет софитов. Прищурившись, Эсмеральда прикрыла лицо рукой. Прямо за сценой простиралась темнота, никакого зрительного зала и очертания человеческих фигур. Была лишь она, сцена и пустота.

Она хорошо заучила свою роль. Слово в слово. Микеланджело даже не стал устраивать повторную репетицию, а сразу перешел к чистовому прогону.

Вышла на сцену, поклонилась, повернулась в пол-оборота. А дальше яркий свет погас. Послышался протяжный скрип неведомого механизма — шестеренки, цепи, пружины и маховики, — всего этого не было видно, зато хорошо слышно.

Свет вспыхнул внезапно. Но не искусственный, а естественный. Свет солнца пробивающегося сквозь огромное окно. Эсмеральда уставилась на огромный резной трон, на котором восседал пожилой мужчина в белых костюмах священнослужителя. Женщина не разбиралась в санах и регалиях, но знала точно — это и есть её цель!

Понтифик отставил бокал вина. Медленно спустился с возвышенности, на которой находился трон — деревянный, с остроконечной спинкой. Необычную конструкцию поддерживали четыре святых: Амвросий, Августин, Златоуст и Афанасий.

Медленно, не торопясь, Понтифик приблизился к гостье. Внимательно посмотрел — нет, не на её точеную фигуру, — этого Его святейшество видел предостаточно. Старец посмотрел прямо в глаза. Отчего Эсмеральде стало не по себе.

— Что же привело вас ко мне, дитя? — поинтересовался Понтифик.

Её роль была хоть и простой, но строилась больше на импровизации, чем на четких, прописанных диалогах. Так сказал Микеланджело, и спорить с ним не имело никакого смысла.

— Я хотела бы исповедаться, — осторожно начала женщина.

— Исповедаться? — Кустистые брови Понтифика полезли наверх. — И поэтому вы здесь? Многие оббивают пороги, чтобы добиться моей аудиенции, для меньшего. Почему бы вам не найти какого-нибудь нищего францисканца и не адресовать данную просьбу ему.

Эсмеральда смиренно улыбнулась, кивнула. Но продолжила настаивать на своем:

— Благодарю вас, Святой отец. Я обязательно воспользуюсь вашим советом, но сегодня я хотела бы излить душевные терзания здесь и сейчас. Надеюсь это не запрещено?

— Ко мне принято обращаться: Ваше святейшество.

— Простите, — ответила Эсмеральда и присела, изобразив поклон.

— Что же касается исповеди, дитя мое, Господь не устает прощать нас. И готов делать это ежедневно и ежечасно.

— Значит, вы готовы меня выслушать? — обрадовалась гостья.

— Таинство покаяния очень серьезная процедура. Уверена ли ты, что к нему готова? Я хочу уточнить причащалась ли ты?

Эсмеральда кивнула.

— Хорошо.

В стороне от широких столов и массивных шкафов находился конфесионал — деревянная стойка с выступом, чтобы можно было встать на колени и сложить руки для молитвы. Так Эсмеральда и поступила.

При этом она бросила взгляд в сторону, где находился зрительный зал. Где-то там находился Микеланджело, который наблюдал за её выступлением. А, между прочим, она уже перешла ко второму акту. Все строго по сценарию.

На лице Понтифика возникла усталость. Он словно не желал участвовать в данном таинстве, но по какой-то неведомой ему причине не смог отказать гостье. Присев на небольшой бархатный стул, он слегка подался вперед, чтобы расслышать голос женщины.

Эсмеральда бросила косой взгляд на двух стражей в кирасах и желто-синих одеждах. Заметив её взгляд, Понтифик мило улыбнулся и сказал:

— Не переживай, дитя. Они нам не помешают.

Эсмеральда кивнула, смиренно опустила голову.

— Ты не должна каяться в грехах, ранее тебе отпущенных, — произнес Понтифик. — Тебе нельзя рассказывать о добрых делах. Исповедь должны быть искренней и открытой. А утаившие грехи так и останутся на твоей душе. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Осенив себя крестным знамением, женщина ощутила дрожь во всем теле. Она раньше никогда не исповедовалась. В её время почитали иных богов — прогресс, совершенство тела и духа. А церковь давно стала чем-то ненужным, затерявшись в бесконечных лабиринтах прошлого.

— Я хочу начать с ненависти, которую я питаю к одному человеку. Так случилось, что нам было поручено одно очень важное дело. Но после того, как мы его исполнили, он предал меня.

— И в чем же выражалось это предательство? — уточнил Понтифик.

— Он отдал меня на откуп преследователям. Они бы расправились со мной, но мне посчастливилось сбежать.

— Получается, он хотел избрать твою судьбу? Плохо. Очень недостойный поступок, тем более для мужчины, — поцокал языком Его святейшество.

— Но это еще не все.

Понтифик буднично покачал головой, продолжил слушать исповедь.

— Меня терзают ужасные мысли. Мне кажется, что этот человек знал правду — я готова была предать его, осуществив задуманное в самое ближайшее время.

— Интересно. Получается, он опередил тебя, — на этот раз Понтифик просто покачал головой. — Но не переживай дитя, в данном случае от греха тебя уберег Бог, взвалив на твои плечи посильные испытания, чтобы ты искупила не совершенный, но задуманный тобой грех.

Нахмурившись, Эсмеральда задумчиво промолчала, чувствуя, что на сердце стало легче. А ведь она и впрямь до этой минуты мучилась тяжелыми мыслями. Получается, вера давала простые и лаконичные ответы, излечивая разум от душевных недугов.

— Что-то еще? — заметив смущение женщины, уточнил Понтифик.

— Да.

— Я слушаю.

— Есть у меня и еще один тяжкий грех.

— И как же он именуется?

Эсмеральда помедлила:

— Смерть.

— Поясни, дитя мое.

— Я совершила убийство.

— Убийство? — Отстранившись назад, Его святейшество уставился на гостью. Покряхтел по-стариковски. И покинув свое место, подошел к полке, взял с нее крохотный томик Библии — толстый, в темной кожаной обложке и красным орнаментом, который словно сшивал её по периметру.

Вернулся обратно в открытую исповедальню, раскрыл Евангелие на странице с иллюминированным рисунком. Краски