Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

А ложился в гроб да Святогор-богатырь, —

Святогору гроб да поладился,

В длину по меры и в ширину как раз.

Говорит Святогор да Ильи Муромцу:

«Ай же ты Илья да мой меньший брат!

Ты покрой-ка крышечку дубовую,

Полежу в гробу я, полюбуюся».

Как закрыл Илья крышечку дубовую,

Говорит Святогор таковы слова:

«Ай же ты Ильюшенька да Муромец!

Мни в гробу лежать да тяжелёшенько,

Мни дышать-то нечем да тошнёшенько.

Ты открой-ка крышечку дубовую,

Ты подай-ка мне да свежа воздуху».

Как крышечка не поднимается,

Даже щёлочка не открывается.

Говорит Святогор да таковы слова:

«Ты разбей-ка крышечку саблей вострою».

Илья Святогора послушался,

Берёт он саблю вострую,

Ударяет по гробу дубовому, —

А куда ударит Илья Муромец,

Тут становятся обручи железные.

Начал бить Илья да вдоль и по´перек, —

Всё железные обручи становятся.

Говорит Святогор да таковы слова:

«Ах ты меньший брат да Илья Муромец!

Видно, тут мни, богатырю, кончинушка,

Ты схорони меня да во сыру землю,

Ты бери-тко моего коня да богатырского,

Наклонись-ка ты ко гробу ко дубовому, —

Я здохну тиби да в личко белое,

У тя силушки да поприбавится».

Говорит Илья да таковы слова:

«У меня головушка есь с проседью,

Мни твоей-то силушки не надобно,

А мне своей-то силушки достаточно:

Если силушки у меня да прибавится,

Меня не будет носить да мать сыра земля;

И не наб мне твоего коня да богатырского, —

А мни-ка служит верой-правдою

Мни старой бурушка косматенький».

Тута братьица да распростилися,

Святогор остался лежать да во сырой земли,

А Илья Муромец поехал по святой Руси

Ко тому ко городу ко Киеву,

А ко ласковому князю ко Владимиру.

Рассказал он чудо чудное,

Как схоронил он Святогора да богатыря

На той горы на Елеонскии.

Да тут Святогору и славу поют,

А Ильи Муромцу да хвалу дают.

А на том былинка и закончилась.

Илья Муромец и Соловей-разбойник

Из того ли города из Муромля,

Из того ль села да Карочирова

Выезжал дуродний добрый молодец,

А ведь старый казак Илья Муромец.

Он заутреню тую христовскую

А стоял во граде во Муромле

И хотел попасть к обедне

В стольно-Киев-град.

Брал у батюшки, у матушки прощеньице,

А прощеньице, благословленьице,

Кладовал он заповедь великую:

Не съезжаться, не слетаться во чисто´м поли´

И не делать бою-драки, кроволития.

Так тут старый казак Илья Муромец

Заседлал тут своего добра коня,

А он малого бурушку косматого,

Выезжал в раздольице чисто поле.

Его путь-дорожка призамешкала,

Он не мог попасть ко городу ко Киеву,

А попал ко городу Чернигову.

Усмотрел под городом Черниговым

Нагнано´ там силушки черны´м-черно´,

А черным-черно как черна´ ворона´, —

Хочут черных мужичков да всех повырубить,

Хочут церкви Божии на дым спустить.

Разгорелось сердце у бога´тыря,

А у старого каза´ка Ильи Муромца,

Наруши´л он заповедь великую,

Просил себе да Бога на´ помочь,

Да пречисту пресвятую Богородицу,

Припускал коня на рать-силу великую,

Стал он силу с крайчика потаптывать,

Конём топтать да из лука´ стрелять,

Стал рубать их саблей вострою,

Своим копьём да муржемецкиим,

Притоптал он силу-рать великую.

Подъезжал ко городу Чернигову,

Отворялися ворота во Чернигов-град,

Выходят мужички черниговски

Да низко ему поклоняются:

«Ай же ты дородный добрый молодец!

А иди-ка ты ко мне да воеводою,

Воеводою да во Чернигов-град».

Говорит старый казак Илья Муромец:

«Ай же вы му´жички-черниговцы!

Не пойду я к вам да воеводою.

Укажите мне дорожку прямоезжую,

Прямоезжую да в Киев-град».

Говорят ему мужички-черниговцы:

«Прямоезжая дорога заколодела,

Заколодела дорожка, замуравела,

Замуравела дорожка ровно тридцать лет.

Как у той ли реченьки Смородинки,

Как у той ли грязи, грязи чёрные,

Как у той ли берёзыньки покляпоей,

У того креста Леонидова

Сидит Со´ловей-разбойничек Дихмантьев сын

На семи дубах в девяти суках.

Как засвищет Соловей по-соловьиному,

Закричит, собака, по-звериному,

Зашипит, проклятый, по-змеиному,

Так все травушки-муравы уплетаются,

Все лазоремы цветочки отсыпаются,

А что есть людей вблизи – все мертвы´ лежат.

Прямоезжеей дорожкой есть пятьсот всех верст,

А окольною дорожкой-то всех тысяча».

Так тут старый казак Илья Муромец

Повернул коня богатырского

И поехал по раздольицу чисту´ полю´,

По той ли дорожке прямоезжеей.

Подъезжал ко реченьке Смородинке,

Ко той ли грязи, грязи черныей,

Ко той ли берёзыньке покляпоей,

Ко тому кресту Леонидову.

Как завидел его Соловей-разбойничек,

Засвистал Соловей по-соловьиному,

Закричал, собака, по-звериному,

Зашипел, проклятый, по-змеиному, —

Как все травушки-муравы уплеталися,

Все лазоревы цветочки осыпалися,

Мелки лесушки к земле да приклонялися,

А что есть людей вблизи – так все мертвы лежат.

А у старого казака Илья Муромца

А конь на корзни´ спотыкается.

Так тут старый казак Илья Муромец

Говорит коню да таковы слова:

«Ах ты волчья сыть, травяной мешок!

Ты везти не мошь и идти не хошь.

Не слыхал, что ль, посвисту соловьего,

Не слыхал, что ль, покрику звериного,

Не слыхал, что ль, пошипу змеиного?»

Сам берёт он в руки плёточку шелко´вую,

А он бил коня по тучны´м бедрам,

Другой раз он бил меж ноги задния,

Третий раз он бил коня между´ ушей,

А удары давал всё тяжёлые.

Отстегнул свой тугий лук разрывчатый,

Натянул тетивочку шелковую,

Наложил стрелочку калёную,

А он сам стрелке приговаривал:

«Ты просвистни, моя стрелочка калёная,

Попади ты в Со´ловья-разбойничка».

Сам спустил тетивочку шелковую

Во тую ль стрелочку калёную, —

Тут просвистнула