Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер

Вспоминая это, я вновь ощущал прикосновение термометра, неприятные уколы шприцов и, наконец, последнюю сцену, предшествовавшую великому сну: мою ещё молодую жену и троих детей, смотревших на меня в страхе вечной разлуки. А после… Пробуждение в сыром и тёмном мире и долгая дорога, казавшаяся бесконечной. За что меня обвиняют в самоубийстве, если я был вынужден покинуть дом, семью и счастливую жизнь? Даже самый сильный человек рано или поздно познаёт предел своей выносливости.

Сначала я был твёрд и решителен, но постепенно стал поддаваться долгим приступам отчаяния и уже был далёк от того, чтобы иметь моральные силы примириться со своим концом. Я чувствовал, как слёзы, долго сдерживаемые, всё чаще заливали моё сердце.

Кому пожаловаться? Какой бы значительной ни была интеллектуальная культура, принесённая мной из мира, я не мог теперь изменить реалий этой жизни. Мои знания перед лицом бесконечности были подобны мыльным пузырям, которые уносит порывистый ветер, способный менять ландшафты. Я был подобен щепке, унесённой тайфуном истины далеко-далеко.

Спрашивая себя, не сошёл ли я с ума, я сохранял ясное сознание, убеждая себя, что всё ещё остаюсь собой. Физиологические потребности сохранились без изменений. Голод пронизывал всё моё существо, но, несмотря на прогрессирующее истощение, я не падал в полном изнеможении. Время от времени я находил, как мне казалось, дикие растения и жадно набрасывался на них. Я пожирал незнакомые листья, пил воду из мутных источников — насколько позволяли непреодолимые силы, гнавшие меня вперёд. Много раз я ел дорожную грязь, вспоминая насущный хлеб, и проливал обильные слёзы. Часто мне приходилось прятаться от огромных стай грубых, утративших человеческий облик существ, которые проходили мимо, словно ненасытные хищники. Это были ужасающие картины! Уныние росло. Затем я начал вспоминать, что должен существовать «Всевышний Творец жизни», где бы Он ни был. Эта мысль придала мне сил. Я, ненавидевший религию при жизни, теперь почувствовал потребность в мистическом утешении. Врач, чрезвычайно привязанный к предрассудкам своего поколения, я испытал нужду в новом мироощущении и счёл необходимым признать крах гордыни, которой так кичился на Земле. И когда силы окончательно оставили меня, когда я почувствовал, что полностью погрузился в грязь и не могу подняться, я взмолился Всевышнему Творцу протянуть ко мне Свои отцовские руки.

Как долго длилась моя мольба? Сколько часов я молился, сложив ладони, словно страдающий ребёнок? Знаю лишь, что дождь из слёз омывал моё лицо и все мои чувства сосредоточились на этой мучительной молитве. Неужели я был совершенно забыт? Разве и я не сын Господа, хоть и не стремился познать Его возвышенные деяния, погружённый в тщеславие человеческого опыта? Неужели Великий Отец не простит меня, подобно тому как даёт пристанище бессознательным птицам и хранит нежный цветок на диких полях?

Ах! Нужно было столь много выстрадать, чтобы понять таинственную красоту молитвы, познать угрызения совести и раскаяние, унижение и ужасающее несчастье, дабы в конечном счёте принять возвышенный эликсир надежды.

Густой туман словно рассеялся, и из него появился незнакомец, будто посланник Небес. Прекрасный старец улыбнулся по-отечески. Наклонился, посмотрел на меня своими большими ясными глазами и сказал:

— Крепись, сын мой! Господь тебя не оставит.

Горькие слёзы омыли мою душу. Взволнованный, я хотел выразить свою радость, облечь в слова утешение, охватившее меня, но, собрав последние силы, едва сумел спросить:

— Кто вы, великодушный посланник Господа?

Нежданный благодетель мягко улыбнулся и ответил:

— Зови меня Кларенсио. Я всего лишь твой брат.

И, видя мою истощённость, добавил:

— Теперь соблюдай покой и молчание. Тебе нужно отдохнуть и набраться сил.

Затем он тотчас призвал двух своих товарищей и велел:

— Давайте окажем нашему другу неотложную помощь.

Прямо на месте была расстелена белая простыня, наподобие импровизированных носилок, и товарищи Кларенсио бережно приготовились перенести меня.

Когда они с великой заботой подняли меня, Кларенсио на мгновение задумался и сказал, словно вспомнив о неотложном деле:

— Пойдёмте же немедля. Нам нужно как можно скорее вернуться в Наш Дом.

3. КОЛЛЕКТИВНАЯ МОЛИТВА

Хотя меня и несли, словно раненого, я мог наблюдать картину, разворачивающуюся перед моими глазами.

Кларенсио, опираясь на посох из светящейся субстанции, остановился перед огромными вратами, расположенными в высокой стене, увитой изящной цветущей лозой. После того как он нащупал определённую точку на стене, открылся широкий проём, через который мы молча прошли.

Приятный мягкий свет заливал всё вокруг. Там, в отдалении, сияло грациозное сосредоточение света, напоминавшее солнце весенними вечерами. По мере того как мы продвигались вперёд, мне удалось различить прекрасные здания, утопающие в огромных садах. По знаку Кларенсио сопровождающие бережно опустили импровизированные носилки. Затем перед моим взором появилась уютная дверь белого здания, похожего на большой земной госпиталь.

Двое молодых людей в белоснежных льняных туниках поспешили на зов моего благодетеля, и, когда меня переложили на аккуратную каталку, чтобы осторожно внести внутрь, я услышал, как великодушный старец ласково поручил им:

— Перенесите нашего подопечного в правый корпус. Сейчас мне нужно идти — меня ждут. Завтра утром я навещу его.

Я взглянул на него с безмерной благодарностью в тот самый момент, когда меня поместили в довольно просторную, богато обставленную и удобную комнату, где мне предложили уютную кровать.

Привлекая вниманием двух санитаров и собрав силы, мне наконец удалось произнести:

— Друзья, как бы я хотел, чтобы вы объяснили мне, в каком новом мире я нахожусь… От какой звезды исходит этот ободряющий и сияющий свет?

Один из них погладил меня по лбу, словно давно меня знал, и произнёс выразительно:

— Мы находимся в духовных сферах, прилегающих к Земле. Солнце, освещающее нас сейчас, — то же самое, что согревало нашу жизнь, когда мы были в физических телах. Однако здесь наше зрительное восприятие гораздо богаче. Звезда, которую Господь зажёг для нас, драгоценнее и прекраснее, чем мы могли предположить, пребывая во плоти. Наше Солнце — это божественная матрица жизни, а свет, который оно излучает, исходит от Самого Творца.

Моё «я», словно поглощённое волной безграничного уважения, впитывало мягкий свет, заливавший комнату через окна. Я погрузился в глубокие размышления. Вспомнил, что никогда не обращал внимания на Солнце во время земной жизни, думал о непостижимом благе, даруемом нам на вечном пути бытия. Я был счастлив, как слепой, вновь обретший зрение и увидевший величие природы после долгих веков тьмы.

В этот момент мне подали «душеспасительный» бульон, а затем очень свежую воду, которая, как мне показалось, состояла из божественных флюидов. Эта