Кирин - Наталья Витальевна Мазуркевич

Хель только поморщился: призрак не был оригинален, награждая его подобными эпитетами каждую встречу. Но юноша терпел. Терпел ради другого, более важного, что открывалось ему здесь. Эйнака видел любой представитель их семьи — проклятые потомки проклятого императора. А вот Ее видел только он, слышал мысли, чувствовал желания. Его грань их общего наследия. Его и императора, что вмещал в себе все.

Призрак императора продолжал о чем-то вещать, но юноша его уже не слышал. Он сосредоточился на другом, более тонком звуке: где-то невдалеке звенели колокольчики. Она любила колокольчики, носила веточку в волосах. Они же остались с ней и после смерти.

Принц поднялся под самую крышу, аккуратно перешел по балке к небольшому окну и вылез на крышу. В лучах заходящего солнца полупрозрачный силуэт Литы был почти неразличим, и только колокольчики безошибочно указывали путь к ней.

— Ты опять пришел. — Ее голос сам был как переливы колокольчиков. Звонкий, радостный, открытый. Она даже журила его с улыбкой.

— Хотел увидеть вас снова.

— Я знаю, — улыбнулась мертвая девушка. Она подкупала, заставляя и самому расплыться в улыбке или плакать вместе с ней. И от одной мысли, что ее собственный брат оборвал эту нить, становилось мерзко.

— Как вы, госпожа?

— Ты все так же зовешь меня госпожой? — Она обернулась к нему, протянула призрачную руку, пытаясь коснуться щеки. Хель почувствовал ее холодное прикосновение, но ему было тепло. Закаменевшая маска, в которую превращалось его лицо при встрече с Эйнаком, вновь обретала человеческие черты. — И все такой же напряженный.

— Как и все, кто остался в другом мире.

Девушка рассмеялась.

— Ты как всегда тактичен. Но можешь сказать правду. Я знаю, что мертва, и давно смирилась с этим обстоятельством. Тем более слушая изо дня в день Эйнака, поневоле начнешь считать собственную гибель подвигом.

— Он так считает?

— Нет. Но ему так удобнее думать. Что бы ни говорил мой брат, ему тяжело было решиться. — Лита замолчала. — Я помню его лицо в тот день, помню сжатые губы, помню голос. Он боролся сам с собой, в нем боролся человек и император. Но к правлению его готовили всегда, и император в нем победил. Но он правда не хотел. Он был другим. Поверь мне, Эйнак был другим. И я… я бы простила его, если бы он не зашел так далеко. Если бы он не забрал будущее у всей семьи, если бы взял силу только для себя. — Девушка рассмеялась. Глухо. И даже колокольчики не могли скрыть ее печали. — Брат сказал бы, что я смешна.

— Вы не смешны, госпожа.

— Я не госпожа. Зачем ты зовешь меня так?

— Вы достойны.

— Глупый мальчик. — Она поднялась, оказавшись выше него, по-матерински прижала к своей груди, погладила волосы… Призраку не составляло труда уйти от земли. Земля не держала ее, не принимала в свои материнские объятия, и Лита могла ходить везде. Могла, но не хотела. Ведь единственный, кто видел ее, кто делал ее существование светлее, приходил сам. Он напоминал ее маленького сына, и принцесса надеялась, что и ее ребенок стал таким же, как этот юноша. Таким же, но более счастливым. — Мой глупый мальчик.

А Хель не возражал. Ему было тепло от ее присутствия, от ее объятий. Тепло и спокойно. Как рядом с Кирин. Воспоминания о сестре омрачили его радость.

— Я должен спросить.

— О чем? — Лита не разжимала объятий, продолжая закрывать своего потомка от мира.

— О сестре.

— Эрика беременна? — У Литы взметнулись брови, так она была удивлена.

— Нет. Не Эрика. Это дочь Эйтины.

— Эйтина… Эйти?.. — Девушка отстранилась. На ее лице отразилось понимание и… сожаление. Как будто она чувствовала вину за что-то совершенное в прошлом. Словно от нее зависело что-то. — У нее была дочь?

— Есть. Она сейчас здесь.

— Здесь… Не знакомь ее с Эйнаком. Он не должен знать, не должен ее увидеть. — Лита тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. И Хель понял, кого так часто видел в Кирин. Понял, почему предложил незнакомой девочке стать его первоклашкой.

— Она похожа на вас, госпожа.

— Похожа на меня? — мертвым, хотя каким еще может быть голос призрака, спросила Лита. — Насколько похожа?

Хель прищурился, пытаясь разглядеть привычные черты в полупрозрачной дымке очертаний призрака, и охрипшим шепотом сказал:

— Абсолютно.

— Эрика, ты что-то хотела? — Император даже не оторвал глаз от чтения.

— Ваше величество, — выдохнула, то ли задыхаясь после быстрого бега, то ли негодуя, женщина. — В вашей семье пополнение. Мы должны устроить праздник. Зачем скрывать девочку у кронпринца?

— Какую девочку? К чему ты заговорила о принце? — Эйвор недовольно оторвался от своих дел, взглянул на супругу. Глаза полыхнули алым.

— Кирин в доме Арье? — переспросил он, одновременно проводя пальцами по столу, вызывая архив. Нашел племянницу, открыл текущее местоположение… — Пригласи их к нам. Немедленно. И сама отправляйся. Проследи, чтобы никто не остался в замке. Хотя наследника с его игрушкой можешь оставить.

— Как угодно вашему величеству. — Эрика склонилась в поклоне, пряча вспыхнувшие в глазах самодовольные искорки. Что ж, ваше высочество. Вы хотели сыграть с ней, Эрикой. Она сыграет с вами. Сыграет и обязательно выиграет. Недолго вам еще носить титул кронпринца, ой как недолго.

Довольно усмехаясь, Арье направлял к себе в покои, где его уже должна была ждать Сведрига. Встречаться ни с братом, ни с сестрой, ни с, тем более, командой Кирин, он не собирался, а потому уверенно предвкушал сегодняшний вечер в компании любимой. Ему еще предстоял непростой разговор с девушкой, но принц не без оснований считал, что сможет убедить ее поучаствовать в небольшом представлении. И если удастся правильно сыграть, уже никто не помешает им быть вместе. Ведь победителей не судят, верно?

Слуги склоняли головы и отступали в тень, завидев господина, но принц их не видел, увлеченный своими мыслями. Он не заметил, и как сжал зубы один из новеньких, на свое счастье не упоминавший в мыслях принца.

Дверь в его покои была чуть приоткрытая, выдавая недавнее возвращение Сведриги. Девушка любила гулять в парке и большую часть времени, когда Арье был занят, проводила именно там, предпочитая компанию цветов людям.

Сведрига возвращалась вечером. Веселая, с яркой улыбкой на лице, венком из полевых цветов — один на голове, а другой, в руках, — для него. Обходила сзади и быстро напяливала ему на голову, отбегая в сторону. Он делал вид, что ему не нравится эта ее привычка, но хранил первый подаренный