В эпицентре бури - Патрик Кордингли

В тихой части штаба, вдали от машин и генераторов, мы натянули большую маскировочную сеть на длинные палаточные столбы, чтобы создать подобие укрытия. Под ней было около двух десятков складных стульев и несколько досок. У некоторых были большие карты, на которых был изображен наш район, на других — дислокация наших войск или сил наших союзников.

Я рассказал о том, чего мы достигли: о нашей программе стрельб, а затем о почти постоянных учениях, которые мы проводили, в отличие от американцев. Я объяснил, как мы вписались в планы развертывания морской пехоты. Мы были их бронетанковым резервом, но если бы мы перешли от обороны Саудовской Аравии к нападению на Кувейт, мы были бы ближе к передовой, особенно наши инженеры. Хотя я знал, что генерал де ла Бильер объяснил свои соображения по поводу перехода к армии США, тем не менее я совершенно ясно дал понять, что, по моему мнению, мы должны остаться с морской пехотой.

Позже я более подробно рассказал об оперативных планах, в том числе о мерах противодействия внезапности на случай, если Ирак предпримет внезапное нападение. Я также рассказал о наших будущих намерениях. Мы с морскими пехотинцами и моим штабом решили, что наш существующий полигон слишком мал для соединения, поэтому начали переговоры о новом участке севернее для гораздо более крупного комплекса, который мы намеревались использовать совместно. И вот, под палящим солнцем, день клонился к вечеру. Около четырех часов мы все снова сели в "Пумы" и полетели в Аль-Джубайль на экскурсию по тыловому району. После экскурсии мы продолжили работу в отеле "Холидей Инн" на окраине города. Наконец, около одиннадцати мы закончили и разошлись в разные стороны, зная, что до следующей встречи всем вместе еще несколько недель.

На следующее утро, пока Руперт Смит и его команда проводили собственную рекогносцировку, я вернулся на аэродром, чтобы встретить самолет с важными персонами из Специального комитета Палаты общин по обороне и различными членами Палаты лордов. По дороге обратно в город я сидел между лордом Пимом, бывшим министром иностранных дел, и Уинстоном Черчиллем, членом парламента от партии Тори. Мы обсудили ситуацию в Персидском заливе в целом. Но позже в тот же день я затронул тему нападения на Ирак. Комитет согласился с тем, что, хотя бомбардировка Ирака не представляет политической сложности, если наземные войска войдут на территорию Ирака, это приведет к ненужному расширению войны. На этот раз я был удивлен, похоже, никто не сообщил им о планах, разрабатываемых в Эр-Рияде.

Во второй половине дня мы сначала полетели к "Стаффордам", которые устроили великолепное представление. Вездесущая пресса уделила большое внимание нашей следующей остановке — ирландским гусарам. Танк, который был показан комитету, был назван "Черчилль" в честь деда члена парламента, который в свое время был офицером 4-го гусарского полка. Возможность сфотографироваться была слишком хорошей, чтобы ее упустить. Майклу Мейтсу, председателю специального комитета, также было уделено особое внимание. Я был несколько удивлен, что он вообще приехал. Я думал, что у него, как у руководителя предвыборной кампании Майкла Хезелтайна, были другие дела.

Пока это происходило, у меня состоялась долгая дискуссия с американским журналистом о разочаровывающем освещении визита президента Буша. Я был возмущен статьей в "Таймс", в которой утверждалось, что американцы не были рады его видеть; по моему личному опыту, это было полной неправдой.

Когда я провожал членов парламента, в аэропорту приземлился вертолет "Блэкхок", присланный командиром 24-й механизированной пехотной дивизии, чтобы отвезти меня примерно за сто миль вглубь страны и проинформировать об их дислокации. Это был наше западное соседнее соединение.

Пока мы летели над бескрайним пространством пустоты, я видел, как меняется пустыня. После прибрежной зоны с пологими дюнами и глубоким мелким песком дюны постепенно выравнивались, а песок становился более грубым, пока пустыня не превратилась в гравийную равнину.

Приземлившись в огромном штабе 24-й дивизии, я был удивлен и даже тронут, когда меня встретил "почетный караул" и оркестр. Они были одеты так же, как морские пехотинцы, в ту же форму "шоколадные чипсы", в те же широкополые панамы. Единственное отличие состояло в том, что если на правой стороне груди морского пехотинца была надпись "КМП США", то на этой — "Армия США". Я не мог отделаться от мысли, что даже в моей маленькой бригаде не было двух солдат, не говоря уже о двух подразделениях, которые носили бы совершенно одинаковую форму.

Также была представлена выставка вооружения, и мне показали танк M1A1 "Абрамс" и боевую машину пехоты "Брэдли".Разница между "Брэдли" и нашим "Уорриором" невелика, за исключением того, что на башне "Брэдли" установлена пусковая установка противотанковых ракет. Обе машины являются хорошо оснащенными боевыми машинами пехоты, которые могут перевозить подразделение солдат и их снаряжение с относительным комфортом. В некотором смысле "Уорриор" — лучшая машина, не в последнюю очередь из-за своих размеров. "Брэдли" огромен и, должно быть, представляет собой привлекательную цель, что вызывает беспокойство у людей, находящихся внутри.

M1A1 — танк более поздней разработки, чем наш "Челленджер". Как и "Челленджер", он оснащен 120-мм пушкой. Она, в отличие от нашей, имеет гладкий канал ствола, что, как утверждается, дает ей преимущество при стрельбе некоторыми типами боеприпасов, в частности бронепробиваемость, поскольку она может стрелять при более высоком давлении, благодаря чему снаряд вылетает быстрее и, теоретически, пробивает более толстую броню. Однако вы не можете стрелять фугасно-бронебойными боеприпасами из гладкоствольного орудия, а фугасно-бронебойный — чрезвычайно универсальный и полезный снаряд.

Просторный интерьер башни был выкрашен в белый цвет и, в отличие от башни "Челленджера", был хорошо продуман с точки зрения эргономики. Мне показали компьютер для самодиагностики, с помощью которого командир танка, просто нажав на кнопку, может узнать, что было не так, когда танк вышел из строя. Я издал все необходимые одобрительные звуки, не упоминая, что, по моему мнению, броня выглядела тоньше, чем у "Челленджера".

Что делает M1 уникальным среди западных танков, так это его двигатель. При проектировании танков всегда существует компромисс между размерами двигателя и танка в целом. Чем мощнее двигатель, тем большую мощность он вырабатывает, но чем больше должен быть танк, чтобы вместить его, и чем тяжелее танк, тем больше мощности ему требуется, и так далее. Каждый второй западный танк имеет дизельный двигатель. В "Абрамсе" используется газовая турбина, двигатель, который обычно устанавливается на реактивных самолетах. Турбина позволяет добиться большой мощности при компактных размерах.

Однако