Хазарский каганат VII–VIII вв.: история вопроса, проблемы - Каринэ Николаевна Акопджанова

легла на Приморский Дагестан. Об этом свидетельствуют и археологические памятники средневекового предгорного Дагестана — Каякентского, Карабудахкентского, Сергокалинского и Буйнакского районов [Федоров-Гусейнов Г.С., 1996:138].

Что касается зависимости дагестанских земель от Хазарского каганата, то в то время границы Хазарии были довольно расплывчатые. Мы можем предположить, что Хазария, как таковая, т. е. территория, подчинённая в той или иной форме кагану, начиналась к северу от Таркинского дефиле. К югу примыкали предгорья Дагестана, где так же, как и в горных районах, обитали местные племена: они имели свои укреплённые опорные пункты для отражения возможных нападений врагов, к которым относились и хазары. Они сохранили не только самобытную культуру, но и этническую самобытность.

Известно, что экспансия тюркских племён в Средней Азии повлекла за собой включение местного населения в состав Тюркского каганата и, как следствие, их тюркизацию. Такой процесс имел место и в степях Северного Кавказа, в частности, в Западном Прикаспии. Вторжение тюрок ускорило консолидацию местных племён, а уже в дальнейшем на базе этой консолидации образовалось кочевое государство, известное нам под именем Хазарский каганат. В состав этого государства вошли многие племена, говорящие на разных языках, и имеющие различную культуру, но доминирующим (господствующим) языком среди этого многообразия был всё-таки тюркский.

Первоначально на этой территории была распространена политеистическая религия, на смену которой пришло христианство. О широком распространении христианской религии свидетельствуют и тесные связи, которые устанавливаются с христианским Востоком и с Византией. Дагестанские предгорья постепенно включаются в круг христианского культурного мира. Момент внедрения христианства подробно описан у Моисея Каланкатваци, который рассказывает о борьбе князя с родовой знатью, в частности, со жрецами, представителями и хранителями идеологии патриархально-родового общества. Алп-Илитвер очень жестоко расправился со жрецами, попытавшимися поднять народное восстание, после вырубки священной рощи с культовыми идолами и деревьями [1861:200].

Принятие христианства ещё больше сблизило и политически и экономически Дагестан с Византией. Тем более, что после образования Хазарского каганата эти отношения вышли на более высокий уровень. Сближение Хазарии и Византии носило в первую очередь характер внешнеполитического союза против Сасанидского Ирана, который упорно пытался сохранить своё влияние в Закавказье.

Византия в то время была сильным и влиятельным государством, но действовала, естественно, лишь в своих интересах. Хазарский каган понимал это, но на тот момент этот союз имел смысл. В результате вся приморская низменность к северу от Дербента превращается в плацдарм хазарской экспансии против Персии, в то время как Дербент продолжает оставаться опорным пунктом в системе обороны Закавказья со стороны кочевников.

После перенесения столицы каганата из Берсилии в низовья Волги в IX в, Хазария обратила внимание в сторону степей Юго-Восточной Европы и на среднее течение Волги. Из Волжской Булгарии и от буртасов шла в Итиль драгоценная пушнина, приводили рабов, отмечает Б.Н. Заходер [1962:242243]. Наиболее известный путь — это караванная дорога вдоль западного берега Каспия через Семендер и далее вдоль прибрежной полосы Дагестана, т. е. через территории Сувар-Джидана. Товары шли на рынки Каспия и Дербента. Фактически, хазарские каганы, находясь вне своей территории контролировали торговлю Ближнего Востока с Восточной Европой [Бартольд В.В., 1965].

Как мы уже отмечали, первый этап дагестано-хазарских отношений заканчивается после 737 г. с перенесением ставки кагана в г. Итиль. Судя по вышеизложенному, отношения эти носили характер простого соседства и не особенно влияли на жизнь дагестанских племен.

Несмотря на непрекращающуюся борьбу в приморской и предгорной части Дагестана, имевшую место и в период гуннского нашествия, и в период хазаро-персидских и арабо-хазарских войн, жизнь в Дагестане развивалась. В долинах, защищенных природой со стороны Западного Прикаспия, процветало земледелие, скотоводство, ремесла. Об этом свидетельствуют находки, сделанные в Агачкалинском могильнике, в районе Буйнакска, т. е. в центре северных предгорий Дагестана, а также предметы материальной культуры, обнаруженные К.Ф. Смирновым при исследовании городища Агач-кала [1951:113].

Исходя из анализа предметов, найденных в Агачкалинском могильнике можно заключить, что уровень экономического развития населения, оставившего его, был на довольно высокой ступени. В захоронении было найдено большое количество оружия: железные наконечники копий и стрел, сабли, ножи, оселки; предметы конского убора — удила, стремена, бляхи, пряжки, кольца; бронзовые фибулы, зеркальца, бронзовые, серебряные и стеклянные браслеты и перстни, золотые и серебряные с позолотой серьги, головные булавки, позолоченные бубенчики и пуговицы, медальончики с зернью и цветными стеклянными и каменными вставками, среди них медальоны с изображением человеческого лица из сердолика и женской протомы из голубой пасты [1951:113]. И это далеко не весь перечень предметов, найденных при раскопках могильника. А это уже является ярким показателем уровня жизни населения. Наряду со склепами имеют место и грунтовые погребения. И если склепы, судя по характеру и наличию инвентаря, являются захоронениями знати, то грунтовые погребения более бедные. И это свидетельствует о наличии резкого классового расслоения в обществе того времени в предгорном Дагестане.

Наличие в Агач-кале большого количества изделий из золота, серебра и меди указывает на имевшие место в период раннего средневековья тесные связи предгорного Дагестана с Северным Кавказом, где эти металлы добывались ещё в глубокой древности.

Особое внимание необходимо уделить найденному в Агачкалинском могильнике оружию, вернее его количеству. Судя по обилию оружия, найденного археологами, можно сделать вывод о воинственности обитателей городища, а также о том, что даже, несмотря на защищённость долин предгорного Дагестана лесным массивом хребтов, которые служили серьёзной преградой для вторжения кочевников, военная опасность в этих долинах была вполне реальной. Жители ежечасно ожидали нападения и были к нему готовы. Опасность вторжения особенно возросла после захвата арабами Закавказья и их последующих попыток подчинить народы Дагестана власти дербентских наместников, и возможно, именно благодаря постоянной готовности отразить нападение враждебно настроенных племён попытки вторжения закончились неудачей, а граница халифата не продвинулась севернее Дербента.

Правители Сувар-Джидана поддерживали тесные связи с дагестанскими народами. Нередки были случаи, когда Джидан приходил на помощь своим соседям. Так, Минорский В.Ф., основываясь на арабских письменных источниках, сообщает, что между 303 (919) и 318 (930) годами Хиджры правитель Джидана «Салифан» оказал эмиру Дербента поддержку «хазарскими» войсками в борьбе с взбунтовавшимися раисами, городской аристократией [Минорский В.Ф., 1963:144].

Исходя из этого, можно уже говорить о широких внешнеполитических связях Сувар-Джидана.

Одно из первых мест в развитии экономики Сувар-Джидана принадлежало торговле. У Джидана было выгодно положение на важнейшей торговой коммуникации, которая проходила со времён глубокой древности вдоль западного берега Каспия. А так как хазары не имели собственного флота, на что указывает В.В. Бартольд, со ссылкой на арабские источники [1926:5], то путь этот имел в торговле Хазарии решающее значение. Дербент на этом пути играл роль пограничного торгового центра между